Крымов остановился, чтобы еще раз посмотреть на дверь, которая только что захлопнулась за его спиной. Правильно ли он сделал, оставив на свободе Иноземцева, который видел в лицо человека, наверняка имевшего отношение к убийствам женщин? Ведь если бы тот невзрачный мужчина являлся другом или родственником женщины, которую лечили Иноземцев с Ивонтьевым, – то зачем ему было таиться? Он мог бы отправить ее в больницу. И не проще ли вполне легально, официально продать ее украшения и истратить эти деньги на лечение? Быть может, дело в том, что эти драгоценности они украли у Инны Шониной
Город тонул в дожде, которого Крымов не замечал. Он думал об убитых женщинах и старался не думать о том, что Юля тоже мертва. Она не могла умереть. Ее подобрали и отвезли в больницу. Щукина ищет Земцову. А может, Юля без сознания и никто не знает ее имени?
Дождь заливал стекла, слезы заливали лицо. Никогда еще Крымов не был так несчастлив…
Щукина заперла агентство и поехала в Затон. Шитов, которого она вызвала по телефону, ничего не знал про Земцову и старался даже шутить, пока не был резко одернут и поставлен на место.
– Какой ужас, – пробормотал он, услышав рассказ Нади о найденной в овраге горящей машине Юли.
Водителем он был первоклассным, и Надя, которая побаивалась дороги, почему-то рядом с ним забыла о том, что она в машине, задумалась.
– Значит, так… – сказала она Родиону, когда они въехали в Затон – поселок с аккуратными коттеджами и старыми покосившимися избушками. – Смотри вместе со мной на палисадники… Где-то здесь должен быть такой палисадник, где одни бархотки и космеи, причем в большом количестве….
Но, объехав весь Затон, такого палисадника они не нашли. Зато в саду рядом с большим новым домом росли целые плантации других цветов: лилий, календулы, душистого табака, садовой ромашки, львиного зева…
Надя вылезла из машины и подошла к калитке. Позвонила. Вышедшая на звонок молодая худощавая женщина спросила, по какому делу они приехали и кого ищут.
– Я вас заметила еще полчаса назад, – говорила она, недоверчиво оглядывая Надю, то и дело заглядывая ей за спину, где стояла машина с сидящим в ней Шитовым. – Кого ищете-то?
Кожа на лице женщины была какая-то коричневая, а ранние морщинки – светлые, как нарисованные мелками. Тяжелый физический труд превратил эту совсем еще молодую женщину почти в старуху. И только глаза, добрые и вместе с тем недоверчивые, смотрели по-детски, с любопытством.
– Дело серьезное, вы не могли бы подойти поближе, – попросила Надя, которая решила больше не тратить время на поиски палисадника, а попытаться поговорить с жительницей Затона откровенно.
– Пожалуйста… – Женщина подошла прямо к сетке, которая отделяла ее участок от улицы. – Что же это за дело у вас такое?
– Там, на холме, – показала Надя, махнув рукой в сторону, – стоит обугленный крест, а при нем что-то вроде могилки… И цветы свежие. Вот мы и хотели узнать, чья это могилка и кто за ней ухаживает… Мы из администрации области, из социального отдела… Понимаете, неучтенная могила… такого не должно быть…
Надежда почувствовала, как краснеет от собственной лжи. Но она знала по опыту: на деревенских жителей такие слова, как «администрация» и «социальный отдел», оказывают магическое действие.
– Вот вы все правильно говорите, но кто ж людям запретит приносить цветы на могилку… Да и никакая это не могилка, там девушку убили, городскую, вот кто-то цветы и носит… И я не думаю, что правильнее будет крест убрать… Для кого-то это память, а вас интересует только порядок… – И эта скромная деревенская женщина сразу же потеряла всякий интерес к приезжим «администраторам». Круто развернувшись, она ушла в дом.
Надя даже порадовалась в душе тому, как отреагировала собеседница на ее ложь, но извиняться или что-то объяснять было уже поздно. Главное она узнала: женщина не знает, кто из деревенских приносит к кресту цветы.
– Надо бы съездить на кладбище, да больно рано… Цветы еще не завяли. Вот дня через три будет самый раз…
Но при мысли о кладбище, о цветах она почувствовала жжение в носу, и слезы по Юле Земцовой хлынули из глаз… «Кто знает, – подумала Надежда, – к кому мне придется приходить на кладбище в следующий раз…»