Вынос дела

– Знаете, что Олег Андреевич погиб?

Девчонка шмыгнула носом и кивнула.

– Будут похороны, и членам семьи не хочется каких-нибудь неприятностей – скандалов, ненужных разговоров, сплетен. Меня прислали сообщить: вам не следует появляться на кладбище.

Девица попятилась и плюхнулась в другое кресло, подминая необъятным задом валяющееся на сиденье не слишком чистое нижнее белье.

– Господи, кто же узнал! Ведь так тщательно скрывались!

Потом она вытянула из кармана халата пачку сигарет «Рок» – все они курили эту марку – и принялась щелкать зажигалкой. Я не утерпела:

– Хорошие сигареты?

– Очень, – ответила Нина, – только крепкие, из сигарного табака. Их в Москву не поставляют, но для Олега Андреевича привозили с Кубы. Вот осталась последняя пачка, придется переходить на другие.

И она внезапно тихо заплакала. Секунду я молча глядела на нее. Не понять – то ли о любовнике сокрушается, то ли о том, что лишилась возможности курить любимый сорт…

Нина стащила с носа оправу, промокнула слезу рукавом халата и тихо сказала:

– Он был для меня всем, просто и не знаю, как жить теперь.

Без очков ее глаза стали больше, а лицо – беззащитным и совершенно детским.

– Где же вы познакомились? – в тон ей тихо поинтересовалась я.

– В суде, – ответила Лузгина, – он адвокатом на процессе сидел, а я секретарем, протокол вела.

Ниночка училась на вечернем отделении юридического, а днем работала. Как-то раз судья Виноградова, листая дело, меланхолично заметила:

– Ну, завтра всем мало не покажется, уведут шельмеца из зала суда.

– Кто? – изумилась наивная Нина.

– Дед Пихто, – сердито рявкнула Виноградова. – Адвокатом Харитонов выступает! А он дела никогда не проигрывает. Все с головы на ноги поставит, к каждой букве придерется, свидетелей притащит…

Так и вышло. Улыбающийся обвиняемый, получивший свою статью и мгновенно попавший под амнистию, выбрался из «клетки» и кинулся к рыдающим родственникам. Судья Виноградова величаво удалилась, не забыв при этом основательно стукнуть дверью о косяк.

Услышав этот звук, собиравший свои бумаги Харитонов поднял взор и подмигнул Ниночке:

– Кажется, мадам разгневана. Но ничего не могу поделать. Dura lex, sed lex: закон суров, но…

– Это закон, – докончила машинально Лузгина.

– Знаете латынь? – удивился адвокат, окидывая девушку взглядом.

Смущенная столь откровенным разглядыванием, девчонка пролепетала:

– Заканчиваю юридический, мечтаю стать таким же блестящим специалистом, как вы.

Польщенный наивным восторгом секретаря, Харитонов расхохотался и предложил довезти Лузгину до дома. Так начался их странный, непонятный роман. Вернее было назвать отношение Харитонова к Нине отеческим, потому что близость у них случалась редко и как-то впопыхах.

Олег Андреевич приезжал днем. С радостью сбрасывал галстук, строгий костюм и белую рубашку. Облачившись в халат, адвокат обедал, а потом садился за работу. Готовился к процессам, писал речи… Иногда просто валялся на диване, бесшумно щелкая пультом.

– Ох, Ниночка, – вздыхал Харитонов, – кабы не Варька, тут же развелся бы с Татьяной и женился на тебе. Дома жить просто невозможно!

– Что плохого происходило у него дома? – не утерпела я.

– Таня очень холодный человек, – спокойно ответила Нина, – абсолютно правильный и жутко занудный. Бедный Олег Андреевич жил словно в витрине магазина. К завтраку полагалось спускаться в костюме, к обеду надевать галстук. Вы не поверите, с каким удовольствием он ел у меня жареную картошку прямо со сковородки, а огурцы вылавливал пальцами из банки. Дома еду подавали только на фарфоре и точно по часам.

Пойти на кухню после одиннадцати вечера бедняга Харитонов не мог. Тут же за спиной возникала Татьяна и начинала вещать о непоправимом вреде, который ночной обжора наносит своему организму. Если усталый депутат, сняв ботинки, бросил их у входа, заботливая Татюша, качая головой, тут же засовывала небрежно брошенное в специальный шкафчик. Пиджак, повешенный на спинку стула, моментально водружался на плечики, для брюк существовали специальные зажимы.

– У меня он швырял одежду в угол, – грустно улыбалась Ниночка, – и страшно жалел, что не может остаться на ночь.

Варя привыкла, что отец рассказывал ей перед сном сказку. Не мог он бросить и Таню. Во-первых, у нее слабое здоровье, во-вторых, она посвятила ему и больному ребенку много лет жизни. Было бы страшно непорядочно подать в такой ситуации на развод.