— Не нужно бояться. Я не обижу тебя. Я сделаю тебе очень хорошо. Тебе понравится.
— Отойдите от меня!
— Опытный мужчина, доктор — это гораздо лучше, чем подзаборный боец. Разве не так, Агния? — напевает он обманчиво мягким голосом. — Твоя игра в сопротивление очень мила, и она шла тебе. В начале. Но сейчас это немного затянулось. Ты не находишь?
— Это не игра.
— Я видел, какими глазами ты смотрела на меня, когда я только принял тебя на работу. Ты сама этого хочешь, — он все больше надвигается на меня и тянет руки к ширинке.
— Это было уважение и благодарность, а не то, что Вы подумали! — хватаю книгу со стойки и выставляю с ней руку вперед, как оружие. У меня больше ничего нет под рукой, чем можно защититься.
Я буду отбиваться до последнего. Я оставлю ему такие царапины на лице, что он не сможет отвертеться. Главное, чтобы меня не парализовало от охватившего меня ужаса.
Неожиданно в дверь кто-то стучит. Раз, другой, очень настойчиво, и доктору приходится открыть ее.
— Уф, — в холл влетает всегда улыбчивая Ирина — специалист по триммингу и груммингу. — Пошла на бизнес-ланч и забыла кошелек в кабинете, — тараторит она и переводит взгляд с Георгия Валентиновича на меня. Мне нужно что-то сказать ей, но я не могу вымолвить ни слова. Так страшно. И почему-то стыдно.
— Поторопитесь, Ирина. И не опаздывайте с обеда, как некоторые, — на последней фразе он снова смотрит на меня.
Улучив момент, пока он отвлекается на ее ответ, хватаю сумочку и выбегаю в спасительную открытую дверь на улицу.
Я больше не вернусь туда. Не вернусь.
Пытаюсь привести дыхание в порядок, но шаг не замедляю, желая оказаться как можно дальше от этого места. Прижимая сумку к груди, оборачиваюсь проверить, не идет ли он за мной. Сдается мне, он трус и при людях ничего со мной не сделает, но все же осторожность не помешает.
Не хочу ехать домой в таком состоянии. Мне нужно успокоиться. Я просто иду по заполненным улицам, куда глаза глядят, пока не оказываюсь около музыкального училища. Только тогда я делаю паузу в своем бегстве и присаживаюсь на лавочку около открытого окна.
Не знаю, сколько я так сижу, но музыка постепенно успокаивает меня.
Погруженная в свои мысли, не сразу замечаю, как рядом со мной останавливается худощавый веснушчатый паренек. Только когда он протягивает руку в мою сторону, я вздрагиваю и поднимаю на него глаза.
— Извините. Я не хотел вас напугать. Это просто флаер, — в его руке развивается от ветра яркая листовка. — В следующие выходные в новом музыкальном баре состоится трибьют-концерт, посвященный творчеству Шадэ. Играть будет молодая, но уже известная группа «Адам и Ева». Приходите. Вам понравится, — не опуская руку, поясняет он.
— Ладно. Спасибо, — беру у него флаер, заставляя себя улыбнуться. Может быть, в следующей жизни…
Интересно, каково было бы пойти на подобное мероприятие с Андреем? Слушать музыку, танцевать, зная, что в толпе никто не обидит тебя. Очень живо представляю себе это — вот Андрей окружает меня собой, закрывая от других людей, чтобы никто случайно не толкнул меня. И можно не думать ни о чем…
Воздух тяжелеет, наполняясь вечерней истомой. Мне все же пора собираться домой.
И нужно начинать искать новую работу. Желательно исключительно с женским коллективом. Может быть, попробовать устроиться в ту парикмахерскую, мимо которой я водила Лизу в школу? Ее хозяйка знает меня и всегда была очень приветлива к нам. В том районе улицы такие же уютные, как здесь, много зелени и небольших коттеджей, поэтому мы ходили до школы всегда пешком. Однажды, когда мы шли мимо большой витрины, Лиза увидела за стеклом сидящую на низком подоконнике белую болонку, которая с интересом разглядывала улицу. Мы остановились посмотреть на нее, и тогда парикмахер открыла дверь и выпустила собачку на улицу, чтобы девочка могла ее погладить.
Мы разговорились с ней, и она сказала, что является хозяйкой парикмахерской и всегда берет с собой Жужу на работу, чтобы та не скучала дома в одиночестве. Потом речь зашла о маме Лизы. Тогда эта милая женщина предложила подстричь Лизу совершенно бесплатно, приговаривая, что она всегда может заходить в гости к Жужу. С того дня это стало маленьким ритуалом — по дороге в школу заглянуть в парикмахерскую. Это было такое милое зрелище — видеть как маленькая белокурая девочка и белая болоночка приветствуют друг друга. Жужу только стоило завидеть нас в начале улицы, она начинала подпрыгивать от нетерпения на подоконнике и скрести лапками по стеклу. И тогда Лиза стала понемногу оживать. С каждым днем она все больше улыбалась. Только по вечерам, когда я ее укладывала спать, она начинала грустить. Однажды она сказала мне: «Я иногда лежу и подолгу не могу заснуть. Мне так грустно без мамы. Мне кажется, что она сейчас зайдет в комнату и поправит мне одеяло».