Выше звезд и другие истории

– В отвратительном! – тут же охотно откликнулась Тереза, забыв про господский наказ и про наглый тон. Она опустила голову и почесала мозоль на загрубевшей босой подошве.

К Вере теперь все слуги в доме относились как к подруге, доброй тетушке или старшей сестре; даже суровая пожилая повариха Сильвия на следующий день после исчезновения Люс пришла к Вере, чтобы поговорить с ней об этом и явно ничуть не задумываясь, что ищет поддержки у «врага».

– Вы разве не видели, что у Микаэла с лицом? – продолжала между тем Тереза. – Дон Луис вчера выбил ему два зуба, потому что Микаэл слишком медленно снимал с него ботинки, да еще и что-то там бормотал и ворчал по своему обыкновению – ну вы же знаете, как он все делает, – и дон Луис вдруг вышел из себя и с размаху ударил его в лицо той ногой, с которой ботинок еще не сняли. У Микаэла все распухло, и он стал похож на сумчатую летучую мышь. Линда говорит, что дон Луис вчера вечером ходил в Шанти-таун. Совсем один. Томас, слуга Маркесов, видел его – он шел прямо по дороге. Как вы думаете, что случилось? Может, он пытался выкрасть бедненькую сеньориту Люс и вернуть домой, а?

– О господи, – снова вздохнула Вера. – Ну что ж, не стоит заставлять его ждать. – Она пригладила волосы, поправила одежду и сказала Терезе: – Какие хорошенькие у тебя сережки. Ну пошли! – И последовала за девушкой в гостиную Каса-Фалько.

Луис Фалько сидел в глубоком кресле у окна и смотрел куда-то вдаль на Спящий залив. По морю пробегали беспокойные блики утреннего солнца; пышные кучевые облака словно кипели; их вершины сверкали ослепительной белизной, а низ был темным и мрачным, особенно когда эти несомые ветром облачные горы закрывали солнечный свет. Фалько, увидев входящую Веру, встал ей навстречу. Лицо его было жестким и страшно усталым. Он не смотрел на нее, когда сказал:

– Сеньора, если у вас здесь есть какие-то вещи, которые вы хотели бы взять с собой, соберите их, пожалуйста.

– У меня здесь ничего нет, – медленно ответила Вера.

Фалько никогда так не пугал ее прежде своим видом; и за месяц, проведенный у него в доме, она действительно стала испытывать к нему искреннюю симпатию и уважение. Но сейчас он сильно переменился, и на лице его были написаны не боль и не гнев, как раньше и все время с тех пор, как убежала Люс; это было бы понятно; нет, в нем самом словно произошла некая перемена, тяжкий внутренний надлом, как если бы этот человек был смертельно болен или тяжело ранен. Вере хотелось что-нибудь сказать ему, но она не знала, как к нему подступиться.

– Вы дали мне разную одежду, дон Луис. И еще кое-какие вещи, – осторожно сказала она.

Та одежда, которую она носила сейчас, принадлежала его жене, это она знала; он давно уже велел перенести в ее комнату сундук, полный красивых тонкотканых юбок, блузок и шалей; все это бережно хранилось, аккуратно переложенное лепестками сухой лаванды, хотя ее запах давно выветрился.

– Мне, наверное, следует пойти и переодеться в мою одежду? – спросила она.

– Нет… Да, если хотите. Впрочем, как угодно… Возвращайтесь сюда как можно скорее, пожалуйста.

Когда она через пять минут вернулась в своем костюме из белого шелка-сырца, он снова сидел неподвижно у окна и смотрел на огромный залив, над которым висели серебристые облака.

И снова встал ей навстречу, и снова заговорил, не глядя на нее:

– А теперь, сеньора, пойдемте, пожалуйста, со мной.

– Куда вы хотите пойти? – спросила Вера, не двигаясь с места.

– В Шанти. – Он сказал это так, словно забыл упомянуть название города прежде, словно думая о чем-то совершенно ином. – Надеюсь, что это будет возможным… и вы воссоединитесь со своим народом.

– Я тоже надеюсь. А почему это может стать невозможным, дон Луис?

Он не ответил. Она чувствовала, что он вовсе не избегает ответа на ее вопрос – ответить на него выше его сил. Он чуть отступил в сторону, пропуская ее вперед. Она оглядела большую гостиную, поневоле ставшую ей так хорошо знакомой, потом взглянула ему в лицо.

– Я бы хотела поблагодарить вас за доброе отношение ко мне, дон Луис, – сказала она с холодноватой вежливостью. – Мне никогда не забыть того гостеприимства, благодаря которому узник становится гостем.

Его усталое лицо ничуть не переменилось; он только молча покачал головой и выждал, когда она пройдет в дверь.

Она шла впереди, а он следовал за нею – через вестибюль и на улицу. Она не переступала порога этого дома с тех пор, как ее сюда привели.

Она надеялась, что на улице ее, возможно, ждут Ян, Хари и все остальные, но их что-то видно не было. Там стояли человек десять – она узнала личную охрану Фалько и его слуг, – которые чего-то ждали, собравшись кучкой. Чуть поодаль беседовали несколько пожилых мужчин, и среди них советник Маркес, зять Фалько Купер и кое-кто из их свиты – всего, наверно, человек тридцать. Фалько быстро окинул собравшихся взглядом, затем по-прежнему вежливо пропустил Веру вперед и двинулся следом за нею по ступеням крыльца и дальше – по крутой улице, сделав знак остальным следовать за ними.