Выше звезд и другие истории

Наступило долгое молчание. Вечерний ветерок пару раз шевельнул сухие пальмовые листья и длинные стебли тростника. Зафыркал мул, звеня уздечкой.

– Матуа – сын сына моей сестры и родич вам всем, – сказал старик, обращаясь к кочевникам. – Я хочу повидать его еще раз перед смертью. Сопроводим дарителя воды в город Анун, к нашему родичу Матуа-деи?

– В Банкале все лжецы, – сказал молодой. – Он соглядатай.

– Кто рассказал тебе про этот путь? – спросил кочевник с внимательным, суровым лицом.

– Старый Хабгалгат.

– А! – сказал кочевник.

– Дядюшка-деи, а как нас встретят стражи у Пустынных ворот Ануна? – спросил, чуть заметно усмехаясь, четвертый.

– Имя Матуа откроет нам ворота, – ответил старик. – Там на базаре мы сможем продать серых мулов. Идем!

Он встал, гибко, будто юноша. Вслед за ним и все кочевники поднялись на ноги.

– Седлай чалого, – сказал старик молодому, а другим: – Наполните бурдюки, – и Касу: – Одевайся, даритель воды! Поскачешь в Анун с кочевниками.

И не успело солнце зайти, как он уже ехал с кочевниками в Анун верхом на рослом чалом муле. Заплечный мешок лежал в переметной суме, а в другой – оплетенный кувшин.

Почти сразу они свернули с пути, о котором рассказал Хабгалгат, и направились на юго-восток, без дороги, насколько Кас мог рассмотреть в сумерках и позже, когда взошла луна.

Он очень испугался, когда кочевники окружили его у озера. Страх оставляет после себя усталость. Почти всю ночь Кас ехал будто в полусне, намотав поводья на правое запястье, цепляясь левой рукой за луку седла и поражаясь тому, как высоко он вознесся над землей в седле могучего и смирного животного, когда едет, будто важный господин, а не бредет пешком всю ночь по озаренным луной холмам.

Утром они вышли на караванную дорогу – ее сразу отличишь по ширине и прямизне, по отпечаткам копыт и кучкам окаменевшего навоза, оставшимся от последних весенних караванов. Середину дня провели в оазисе.

Кочевники не назвали своих имен, а сами друг к другу обращались только по степени родства. Кас так и запомнил их про себя – дядюшка-деи, как все его величали, смуглый двоюродный братец, улыбчивый двоюродный братец и сын. Друг с другом они говорили мало, а Касу едва ли пару слов сказали, но улыбчивый братец, заметив, как он обмывает натертые седлом ляжки, дал ему пару шаровар. И едой они с ним поделились. Кас тоже выложил, что у него было. Дядюшка и двоюродные братцы вежливо взяли кто кусочек сыру, кто половинку финика и жестами показали, что сыты, больше ни крошки не влезет. Сын даже смотреть не хотел на Каса и его еду, но постоянно косился издали, будто подозревал, что Кас того и гляди их ограбит, зарежет или ускачет на чалом муле. Мальчишка изо всех сил старался доказать, что он мужчина. Взрослые относились к нему с великим терпением.

Как только жара начала спадать, они снова сели в седла и отправились дальше. Их тени, удлиняясь, тянулись перед ними. Подвески на уздечках и седельных сумках приятно позвякивали – будто вода журчит.

Лошади у кочевников были худые, неказистые, но постепенно Кас оценил их выносливость и отвагу. Мулы были крупные, умные и красивые. Слушая разговоры кочевников на привале, он понял, что четырех мулов рассчитывали продать на стоянке дальше к югу – его чалого, гнедого и двух великолепных серых. После встречи с Касом дядюшка решил рискнуть идти в Анун, где мулов можно продать вдвое дороже, если только получится войти в город и выйти снова живыми.

На караванной дороге источники попадались намного реже, чем на старом пути, но кочевники, как и караванщики, везли с собой довольно воды, чтобы хватало и людям, и животным на долгий сухой перегон от одного оазиса до другого. Двигались они быстрее пешего и останавливались ненадолго. После четвертой ночевки с кочевниками, одиннадцатой за все путешествие, восходящее солнце высветило вдали за песчаной плоскостью пустыни золотую искру – шпиль самой высокой дворцовой башни в Ануне.

Сперва показалось, что в город удастся войти без всяких затруднений – стражники у Пустынных ворот не стояли на посту, поскольку не ждали, что кто-то появится из пустыни Сес-Хаб в самый жаркий месяц года. Но едва путники пешими вошли под своды ворот, ведя в поводу лошадей и мулов, как сидящий у обочины назойливый нищий завопил во все горло: «Кочевники!» Дремлющие в караульне стражи мигом проснулись и выбежали наружу, тоже с криками: «Кочевники!» Вскоре перед ними уже стояли трое стражников и небольшая толпа зевак.

Дядюшка держался позади, предоставляя Касу выступать главой маленькой процессии. Кочевники стояли молча, склонив голову и держа лошадей и мулов под уздцы.

Первый стражник, широкоплечий и грузный, выхватил саблю и строго спросил:

– Кто вы? Что вам здесь надо?

Дядюшка не говорил Касу, какая роль ему отводится в этот опасный миг, но тот и сам понимал, что от него требуется.

– Я слуга купца Митрая из Банкалы, несу от него подарок праведнику Матуа, – сказал Кас.

Он привык говорить уверенно, хоть и без вызова, выступая от лица господина.

– Эти люди помогли мне благополучно перейти с моей ношей через пустыню.