Выше звезд и другие истории

Люс на минутку застыла, глядя на Веру во все глаза. От возбуждения щеки ее пылали, но брови уже не составляли одну сплошную черную линию над глазами; они взлетели вверх, точно в глубоком изумлении или испуге.

Потом она нерешительно двинулась прочь и вышла через открытую дверь в зеленый внутренний дворик.

Нежным было прикосновение редких капель дождя к ее разгоряченным щекам.

Капли, падая в круглый бассейн из серого камня, посреди которого был небольшой фонтан, рисовали на воде изящные пересекающиеся окружности, порождая непрекращающееся движение-дрожание расплывающихся кругов.

Стены дома и закрытые ставнями окна молчаливо со всех сторон смотрели в сад. Этот внутренний дворик был словно еще одной зеленой комнатой дома, закрытой, защищенной со всех сторон. Но только без крыши. И в этой комнате шел дождь.

Руки Люс стали мокрыми и холодными. Ее пробрала дрожь. Она повернулась и снова вошла в полутемную гостиную, где сидела Вера.

Остановилась перед ней в полосе падающего из открытой двери света и спросила тихо и хрипловато:

– Что за человек мой отец?

Вера ответила не сразу:

– А справедливо ли, что ты спрашиваешь это именно у меня? И что отвечаю именно я?.. Ну хорошо, предположим, справедливо. Но что я могу сказать тебе? Он, безусловно, сильная личность. Король. Настоящий король.

– Для меня это просто слово. Я даже не знаю толком, что оно означает.

– У нас есть старинная легенда… о королевском сыне, который ездил верхом на тигре… Ну, я хочу сказать, что твой отец силен духом, что он велик сердцем и душою. Но когда человек заперт внутри стен, которые сам постоянно, всю свою жизнь укрепляет и надстраивает, возможно, никакой душевной силы не хватит. Он не может выйти наружу.

Люс прошла на другой конец комнаты и подняла из-под стула детский чепчик, который от злости зашвырнула туда, потом выпрямилась и осталась стоять спиной к Вере, разглаживая крошечный кусочек вышитого полотна.

– И я тоже не могу, – проговорила она.

– О нет, нет, – энергично замотала головой Вера. – Ты вовсе не внутри возведенных им стен! И не он защищает тебя – это ты его защищаешь. Когда дует здешний ветер, он дует не на него, а на крышу и стены Столицы, построенной его предками как крепость, как защита от неведомого. А ты – частица этой крепости, этих стен, этого дома – часть его дома, часть Каса-Фалько. Такая же, как и его титул: сеньор, советник, хозяин, босс. Как и все его слуги, как его охрана, как все те, кому он может приказывать. Все это – частицы его дома, те самые стены, что укрывают его от ветра. Понимаешь, о чем я? Наверное, я говорю непонятно, а может, и глупо. Просто не знаю, как это выразить. Но самое важное, как по мне, вот что: твой отец – человек, которому судьбой предначертано было стать великим, но он совершил грубую ошибку: он ни разу не вышел из своей крепости наружу, под дождь. – Вера принялась сматывать только что спряденную нить в клубок, внимательно следя за ней в сумеречном свете гостиной. – И, боясь причинить боль и горе себе, он поступает неправильно с теми, кого любит больше всего. Но затем понимает это и все-таки сам же себе причиняет боль.

– Так он сам себе причиняет боль? – возмутилась Люс. – Не другим?

– О, это мы начинаем понимать в наших родителях позже всего. В самую последнюю очередь. И когда мы это поймем, они перестают быть нашими родителями и становятся просто людьми, такими же, как мы сами…

Люс снова уселась на плетеный диванчик, надела детский чепчик на коленку и стала осторожно двумя пальцами разглаживать его. Она довольно долго молчала, потом сказала:

– Хорошо, что вы оказались здесь, Вера.

Вера улыбнулась, продолжая сматывать нить.

– Давайте я вам помогу. – Люс опустилась на колени и стала направлять нить с веретена так, чтобы Вера могла смотать ее как можно ровнее. Потом вдруг у нее вырвалось: – Какие глупости я говорю! Вы, конечно же, хотите вернуться к своей семье, здесь для вас тюрьма.

– Очень приятная тюрьма! А семьи у меня нет. Но конечно же, я хочу вернуться. Я люблю приходить и уходить, когда захочу.

– Вы никогда не были замужем?

– Да вот все как-то времени не хватало… – безмятежно улыбаясь, ответила Вера.

– Времени не хватало? А нам его больше и тратить не на что!

– Неужели?

– Не выйдешь замуж – останешься старой девой. Так и будешь шить чепчики для чужих детишек. Да приказывать повару сварить рыбный суп. И будешь выслушивать чужие насмешки…

– А ты что, боишься чужих насмешек?

– Да. Очень. – Люс примолкла, распутывая зацепившуюся за выбоину на веретене нить. – Мне наплевать, когда смеются глупцы, – сказала она уже гораздо спокойнее. – Но неприятно, когда тебя все презирают. А в таком случае презрение будет заслуженным. По-моему, требуется немало мужества, чтобы стать настоящей женщиной; не меньше, чем для того, чтобы стать настоящим мужчиной. Мужество требуется и для настоящего брака, и для рождения детей, и для того, чтобы их вырастить.

Вера внимательно посмотрела на нее:

– Да. Это верно. Великое мужество. Однако же спрошу снова: неужели таков твой единственный выбор? Замужество и материнство или ничего?