Вышел месяц из тумана

Но если все-таки так… Аня сразу переберется ко мне. Постоянное присутствие живого человека ей будет необходимо. Свой тыл в коммуналке не сдаст — слишком дорого дался. Я соглашусь на этот тошнотворный перевод с дюжиной трупов и бессчетностью коитусов (коитус, ergo sum?)… Плюс Анюшино скромное жалованье и генеральский паек. Минус мой долг Катерине за половину жилплощади. Плюс Анютины загулы по подругам и мое удивление, переходящее в крик: для каких таких нужд ей нужна эта комната, почему нам не съехаться?.. Плюс-минус ее всегдашняя готовность за четыре минуты сложить чемодан: сам видишь, дорогой, для каких таких нужд! Ведь если Тамара уйдет от Всеволода… Эту линию автор, наверное, тоже пока имеет в виду. Он, возможно, еще не решил, он не знает — вот что!

Негромко — за кустарником — только голос и смятка из слов.

— Говорю вам! Он сам придет! — женский — внятно и хрипло. — Если это в принципе — он!

— А больше и некому! — гундосый мужской. Там Семен и Тамара!

— На корыте! — Анюша! Там Анюша еще! — Это в его стиле! Но он мог не увидеть, что здесь костер!

Я, Анюшенька, дым увидел. И пришел на него.

— Геша, сходим?

Я не вижу ее! И она вряд ли… Не может она меня видеть! Неужели почувствовала, что я здесь?

— Аня.

Тишина. Очевидно, я сказал это слишком негромко, чтобы…

— Если хочешь, пойдем, хотя лично я тоже согласен с Тамарой! — На автоответчике вот такой же чужой и корректный голос — мой: «Говорить начинайте после сигнала».

Я там с ними! И нам там славно. И ждут там, стало быть, не меня.

Анюша, конечно, надулась. Молчит!

— Геннадий, постойте! — (Это значит, я встал! и Тамара мне вслед?): — На полуслове! Кто же так рвет повествовательную ткань? Я закончу — вы зафиксируете…

— Читатели обчитаются, — умильно — Семен.

— Севка заблудится, — мрачно — Аня.

— Вы помните мою последнюю фразу? Значит, это пойдет прямо к ней встык: я оказалась заложницей своей собственной порядочности. Я пошла на это ради еще не рожденного ребенка — его ребенка! Не без мучительных колебаний и, да, скажу и об этом: не без некоторого отвращения! Геннадий, пусть вас не шокирует моя сверхоткровенность…

— Мы все здесь поставлены в похожее положение. — Я — и каким же извиняющимся тоном!

— Я никак не могла смириться с тем, что должна принять его из объятий другой! Моего, мной вылепленного мальчика! Я довольно обстоятельно в свое время и в своем месте уже описала, чего мне стоило отдать ей его. Но ни одна душа в целом свете не ведает, чего же мне стоило его принять! Я — есмь. Ты — будешь. Между нами — бездна.

— Томусенька, не томи! — Семен там прихлебывает что-то; из родника? — А то читатели звонят и спрашивают: будет ли продолжение и как в дальнейшем сложилась судьба Галика и Тамары?

— Я пью. Ты жаждешь. Сговориться — тщетно.Нас десять лет, нас сто тысячелетий

Разъединяют. — Бог мостов не строит…

Лучше бы я в те дни твердила молитву. Но я твердила Цветаеву!

И какое-то перешептывание. Я не слышу! Тамаре оно ничуть не мешает. И, значит, не я там отвлекся. Наверно, Анюша с Семеном.

Тамара же:

— Роль его матери на этом этапе наших отношений — не последняя, странная, в чем-то зловещая роль! Разберемся подробней. В свое время ее ко мне ненависть-ревность не знала границ. Чтобы не повторяться, напомню только эпизод, описанный выше — историю на волейбольной площадке, где Валентина меня поджидала с учителем физкультуры, и ужасную сцену на нашей лестничной площадке, учиненную к тому же в присутствии Всеволода. Однако решимость Галика, вполне мимолетная, как оказалось в дальнейшем, связать свою судьбу с девочкой, мать которой дважды пытались лишить родительских прав, одним словом, с потомственной алкоголичкой, в корне изменила мои отношения с Валей. Теперь, когда девочка забеременела, а она решила во что бы то ни стало расстроить этот брак, все свои надежды она связала со мной. Но я-то об этом — ни сном, ни духом!..

— Сев-ка-мы-тут! — дуэтом, громко, Анюша и Семен. — Три-четыре. Сев-ка! Мы-тут! — с петухами и визгом.