Вышибая двери

Через полчаса ко мне, складываясь пополам от смеха, подходит Ричи, заместитель директора, и, отведя в сторону, сообщает, что в моей бригаде завелся стукачок. Йозеф, оскорбленный в лучших чувствах, потопал к директору ябедничать. Дескать, он, Йозеф, не запустил пять агрессивных итальянок, а Максим пришел и уронил его авторитет. Директор его выгнал. Та–а-ак…

— Йозеф, с каких это пор ты стал на меня стучать?

— Я?! Да ты что?! Мы же с тобой друзья!

— Йозеф, не ври.

— Никогда!!! Ты же мой шеф. Ты же мой друг!

— Мне Ричи рассказал.

Йозеф растерянно мнется. Наконец его осеняет спасительная мысль:

— Ричи врет!

И он расплывается в облегченной улыбке. Ну ни дать ни взять блинчик со сковородки!

Но главный цирк начинается, когда Йозеф приходит в танцхаус в частном порядке. Пользуясь тем, что охранники имеют право на бесплатный вход и могут играть в начальников даже в цивильной одежде, в первый же визит Йозеф нарезался до положения риз. Дважды ко мне с круглыми от ужаса глазами подбегали официантки и шептали, что, конечно, они не вмешиваются в нашу работу и, может быть, так надо, но один из секьюрити сидит в углу кафе прямо на полу и безостановочно смеется. Схватившись за голову, я попросил Анри вытащить его к нам в коридор. Еще не хватало, чтобы я сам на глазах хохочущей толпы выволакивал за шкирку своего же охранника! Насупившись, Анри скрылся за дверями. Через три минуты он вернулся, крепко держа за обширную талию вдрабадан пьяного Йозефа. Тот безуспешно порывался ему что‑то объяснить: мешали приступы смеха. Йозеф не обиделся, он явно принимал свою выволочку за продолжение забавной игры. Продолжая смеяться, кричал, что он трезв, что готов немедленно пройти пробу на алкоголь, какой сегодня чудесный вечер и пойдем выпьем, он угощает.

На следующий день весь персонал танцхауса рассказывал басню «Йозеф и бутылка рому», причем весьма своеобразно:

— Ты слышал? Ха–ха–ха! Йозеф!

— Да! Ха–ха–ха!

А меня вызвал директор Ян и, нахмурившись, поинтересовался, нельзя ли, чтобы такой охранник работал поменьше, а лучше всего — совсем не работал…

Но Йозеф работает до сих пор. Потому что при виде его покрытой юношеским пушком важной физиономии на фейс–контроле редко у кого не повышается настроение. Потому что, когда его вызывают на зарождающуюся драку, турки, увидев такого секьюрити, забывают про ссору, ржут и пытаются угостить его пивом. Потому что, когда становится скучно, кто‑нибудь обязательно вспомнит, что учудил Йозеф в последнее дежурство. Более несовместимых понятий, чем секьюрити в ночном клубе и этот большой бритый ребенок, придумать невозможно.

Недавно Йозеф, снова явившись в качестве посетителя, долго сидел на скамеечке, помня мою последнюю нахлобучку, и был паинькой. Мы не могли на него нарадоваться. Пока у него не сорвало крышу, он не кинулся танцевать с какой‑то да мочкой без ее на то согласия, а после, хохоча, не погнался за ней через весь зал. Когда его остановил дежурный охранник, Йозеф надулся и сказал, что бросит нас, раз с ним так обращаются, и вот тогда мы узнаем, какие без него безобразия начнутся.

Я зову его «наш питбуль». И Йозеф, услышав это, надувается от удовольствия, пытается подтянуть круглый живот, делает каменное лицо и свирепо сверкает глазами. Окружающие же начинают поглядывать на него с легким ужасом… Кто ж его знает? Вдруг и вправду бросится. Как такое дитё бить‑то?!

* * *

Я становлюсь профнепригодным. Нервы расшалились. А нервы охраннику на дискотеке нужнее всего, поскольку три–четыре раза в неделю приходится балансировать между немецкими законами и необходимой самообороной. Трижды в неделю выходишь как на ринг, причем противник твой неизвестен и может быть вооружен. И оружия у него в арсенале навалом: от острого ехидного языка, который в Германии не наказуем, потому держи себя в руках, до огнестрельного, а тут уж как повезет.

За смену перед тобой успевают пройти до полутора тысяч человек. Один желает пожать тебе руку, чтобы порисоваться перед своей подружкой — дескать, все секьюрити меня знают; другой ненавидит беспричинно, третий — вполне обоснованно, четвертую надо при встрече обязательно поцеловать в обе щечки, иначе обида на всю жизнь. И конечно, толпы турок, итальянцев и албанцев, с которыми нужно держаться особо, даже с приятелями, и помнить, что в любую секунду их подобострастный и даже дружеский оскал может превратиться в бешеный хлопок по плечу, а затем в удар по голове.