Высокий замок

– Исчезает, – кивнул я. – Все верно. Но разбить стены, двери и окна невозможно, в этом ты уже убедился. А сюда… сюда замок не даст прийти.

– Значит, никаких шансов?

Что я мог ответить? В очередной раз развести руками?

А ведь когда-то это считалось хорошей идеей. Бессмертие… Я творил основу заклинания всего два дня, но готовился к этому событию долгие годы. Да и потом прошло почти тридцать лет, прежде чем замок распахнул передо мной свои двери. Я ждал десятилетиями, потратил почти треть своего состояния – а оно было очень велико, особенно по меркам Инталии, где личное богатство не приветствовалось. Рыцари Белого Ордена – по крайней мере на людях – подчеркивали свое равнодушие к золоту, священники Эмиала вообще вели аскетичный образ жизни, а Святители при каждой возможности проповедовали воздержание и скромность во всем. Конечно, никто не смел диктовать условия знати и магам…

Большая часть золота ушла на покупку книг. Часть из них сейчас находится в моей библиотеке, часть потеряна для меня навсегда. Возможно, в истлевших фолиантах можно было бы найти ответ на вопрос, который так интересует Дрогана и за решение которого я отдал бы все на свете.

А потом заклинание было создано, все тщательно рассчитанные детали ритуала соблюдены, и… и я приобрел бессмертие, которого так жаждал. И сейчас я столь же страстно жаждал отказаться от приобретения и от всего, что было с ним связано.

– Я не знаю, друг мой. Все эти годы я пытался решить задачу, и безуспешно. Но я не отчаиваюсь, запас времени бесконечен.

– Не у меня, – буркнул он.

Я понимал, что он прав.

Война всегда накладывает свой отпечаток даже на тех людей, которые вроде бы не имеют ничего общего с битвами. Ночной Брон даже в мирное время всегда окутывала тишина, нарушаемая лишь звуком шагов патрулей, охраняющих мирный сон граждан, да изредка торопливым перестуком подошв допоздна засидевшихся в таверне любителей пива и вина. Простым людям нечего делать ночью на улицах – это правило, хотя и не имеющее статуса закона, впитывалось каждым обитателем имперской столицы с молоком матери. Ночь – время для грабителей, убийц, насильников… и для воинов, в чьи обязанности входит отлавливать и примерно наказывать нарушителей порядка. Всем остальным надлежит находиться дома… если у них есть дом.

Когда кончилась война, город с наступлением ночи словно вымирал. Патрулей стало заметно меньше, и люди, понимая, что в случае чего помощь может и не успеть, старались уже с приходом сумерек запереть все двери, отгородиться от тьмы ненадежными деревянными створками, массивными дубовыми дверьми или окованными бронзой воротами. И не высовывать носа наружу до тех пор, пока небо не начнет светлеть в ожидании первых лучей восходящего солнца.

Человек, неторопливо шагавший по пустынной мостовой, не боялся ночной тьмы. Она была близка ему по духу, он не раз возносил ей мольбы и, хотя ни разу не получал ответа, чувствовал, что ночь не враждебна ему. Его черный балахон сливался с густым мраком, заполнявшим город, и даже глаза, смотревшие сквозь прорези скрывавшей лицо бронзовой маски с искусно нанесенным узором из серебряных нитей, казались двумя озерцами непроглядной тьмы.

Улица влилась в широкую площадь, которая официально называлась Площадью Правосудия. Использование иных названий могло повлечь за собой наказание – если это становилось известно ищейкам из Тайной стражи. А как показывала практика, неосторожно брошенное слово рано или поздно попадало в чуткие уши агентов Консула.