Высокий замок

Жалость давно не посещала Юрая Бороха. Человек, сумевший пройти путь от рядового послушника (ибо карьеру в Триумвирате невозможно было сделать, опираясь на протекцию, золото или иные недостойные методы, здесь ценились лишь истовость в вере и магический талант) до высшей ступени в иерархии самого могущественного магического сообщества Гурана, не должен прислушиваться к голосам жалости, сострадания или совести. Борох десятки и сотни раз жертвовал людьми – соратниками, противниками и просто случайно оказавшимися под рукой. Ради великих целей – и ради малых, незначительных побед. Он не жалел о тех, кого обрек на смерть, и тех, чья жизнь обрывалась по воле случая, не жалел тоже. Разучился. Давно.

Слезы текли всего лишь от дыма.

Тонкие сухие губы, бескровные и потрескавшиеся, изогнулись в горькой усмешке. Он снова доказал, что способен одержать верх над молодым и полным сил магом. Кому только нужны эти доказательства? Надо было сжечь Гарда сразу… сразу, как только стало ясно, что под маской Летрая скрывается чужак.

Ему захотелось услышать голос своего бывшего ученика. Да, Борох считал Гарда учеником – как, впрочем, и всех остальных служителей, независимо от их ранга. Он хотел выяснить, способен ли поднять на него руку человек, которому Триумвират дал все, о чем только может мечтать смертный. Силу, власть, уважение. Правда, все, что человеку было дадено, у него же и отняли. Он, Борох, отнял.

И все же он ожидал иного. Быть может – просьбы о заступничестве. Или помощи в побеге. Разумеется, Гард не получил бы ни того, ни другого… но он и не попросил. Странно.

Дрожащей рукой налив себе полкружки травяного отвара, Борох жадно выпил горькую жидкость, показавшуюся даже приятной. А затем с силой швырнул опустевшую посудину в окно. Брызнули осколки цветного стекла, в комнату ворвалась струя холодного воздуха, разгоняя клубы дыма.

– Ты дурак, Гард, – прохрипел старик, пнув лежащее у ног тело. – Тебе бы спрятаться… глядишь, и забыли бы.

Он повернулся и, не глядя более на обгоревший труп, вышел из своих покоев. Пройдет несколько дней, и их приведут в порядок. Замажут штукатуркой каверны в стенах, обтянут покои новой тканью, принесут хорошую мебель. Застелют пол новым ковром. Заменят выбитое стекло. И все здесь будет как прежде… Только запах сгоревшей плоти не выветрится еще очень, очень долго.

Борох это знал. Ему не в первый раз приходилось убивать.

Примерно в это же время, но много севернее Брона, всего лишь в нескольких часах пути от порта Луд, умирал другой человек.

Он еще не знал, что умрет. Усталость хотя и брала свое, но сил пока хватало. На боку висел меч, в мешке за плечами осталось немного еды, а в кошельке на поясе позвякивало золото. Если бы не погоня за плечами – жизнь казалась бы прекрасной. Звенящий морозный воздух, похрустывающий под ногами утренний ледок. Идти легко и приятно… прогулка – не бегство.

Но Галик прекрасно понимал, что это именно бегство. Как понимал и то, что враг настигает его – чем дальше, тем вернее. Пехота отстала безнадежно – женщины мешали Галику двигаться так, как он привык, но, оставшись в одиночестве, он сразу перешел на уверенный шаг ночного убийцы, легкий и стремительный. Навыки, что он считал давно утраченными, возвратились сразу, как только в них возникла нужда.

Правда, в первый день Галик намеренно сдерживал шаг. И оставлял столько следов, что их не заметил бы разве что слепой – сломанные ветки, размазанная по высохшей траве грязь, вывороченный из земли камень… любой понял бы, что здесь прошли усталые люди, уже не заботившиеся о скрытности.

Потом, услышав далеко позади чуть слышное ржание, Галик пожалел, что тратил время на следы и отметины. Надо было уходить быстрее – собак у имперцев нет, выследить потайное убежище, в котором он оставил волшебницу с девчонкой, преследователи не смогут. Надо было просто бежать. Лес – не дорога, но даже в лесу лошадь обгонит человека. Особенно уже которую ночь толком не спавшего.

И теперь он играл в догонялки с всадниками. Пехоту можно было не принимать в расчет, но на галере оказались лошади… Судя по шуму, создаваемому погоней, – не меньше двух десятков. Галик не задумывался над тем, что делали лошади на боевом корабле – скорее всего их надлежало передать армии, да не успели выгрузить, торопясь отправиться в погоню. А может, капитан решил подзаработать, поскольку даже ребенок знает, что во время войны наиболее ходкий товар – еда, оружие и лошади. И опять-таки не успел получить свой барыш.

Так или иначе, но лошади нашлись. Галик считал себя неплохим бойцом, но с двадцатью воинами ему не сладить. Разве что найти местечко, где им придется атаковать по одному. Или по два. Не стоит недооценивать имперских солдат – служба на галерах престижна, и платят за нее больше, чем простой пехоте. Капитаны имеют право выбирать бойцов в команду, а поскольку в морском бою от меча в умелых руках может зависеть очень многое, то выбирали придирчиво. А хорошие, удачливые капитаны собирали под своим флагом лучших из лучших.