Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве

И тут в зал вошел брат Саша с автором этих стихов. Элегантно одетый Саша раскланялся с сидящими рядом, послал кому-то воздушный поцелуй, а потом, заметив Мишеля с Анетой, приветливо махнул им. Грибоедов тоже обернулся, привстал, поклонившись с улыбкой, отчего Анета зарделась в смущении — множество лорнетов и биноклей сразу же проследили, с кем это так любезно раскланялись два знаменитых Александра.

Знакомство их произошло летом двадцать четвертого года. Поначалу Саша отнесся к Грибоедову сдержанно, рассказы о дуэли Шереметева и Завадовского, в которой Грибоедов был секундантом последнего, были переданы Саше в черном свете, мол, именно Грибоедов, увезший балерину Истомину к Завадовскому, стал причиной гибели Шереметева и ссылки на Кавказ его секунданта Якубовича. На самом же деле «поджогой» в этой дуэли оказался Якубович. И вот это «храброе и буйное животное», как называли его, поклялось отомстить не только Александру I, но и Грибоедову. Судьба свела их в Тифлисе, как только Грибоедов приехал туда. На этот раз дуэль, к счастью, кончилась лишь легкой раной Грибоедова в левую ладонь. Он долго не мог играть на рояле, а позднее выяснилось, что мизинец бездействует, и Грибоедов был вынужден заказать для игры особую аппликатуру.

Но как только Александр Бестужев познакомился с отрывками из «Горя от ума», он поскакал к Грибоедову и сказал:

— Все наветы пали пред стихами вашей комедии. Сердце, которое диктовало их, не может быть тускло и холодно.

Грибоедов дружески пожал руку Бестужева.

— Очень рад вам. Так и должны знакомиться люди, которые поняли друг друга.

Было это вскоре после знаменитого наводнения. Менее полугода, с ноября по апрель, когда брат Саша уехал в Москву, а Грибоедов чуть позднее — в Киев, длилась эта дружба, но какой горячей оказалась она! Сблизившись с Грибоедовым, Саша сразу же привел его к Рылееву на один из русских завтраков. Кондрат в привязанности ко всему русскому устраивал их довольно оригинально — водка, черный хлеб, кислая капуста, соленое сало. Брата Александра, любившего соленое и кислое, такой стол очень устраивал. Но дело, конечно, не в этом, а в разговорах, спорах.

Михаил Бестужев тоже любил эти завтраки, и как только была возможность, спешил в дружную семью литераторов отдохнуть душою и сердцем от убийственной шагистики. Позднее он встречался с Грибоедовым на квартире Одоевского, который снимал ее в доме Булатова на Исаакиевской площади — целый этаж, комнат восемь. Именно там Михаил услышал впервые чтение Грибоедовым «Горе от ума». Брат Петр, приехав из Кронштадта, уговорил Мишеля взять его с собой. С разрешения автора некоторые стали записывать текст. К ним присоединились и братья Бестужевы.

Когда Михаил долго болел и лежал в квартире Рылеева, Грибоедов навещал его. И тут Бестужев увидел его совсем не таким, каким представлял прежде. Россказни и сплетни о Грибоедове рисовали его как ловеласа, бретера, любителя не столько театра, сколько актрисок. Такое, мол, творил во время службы в армии! На спор въехал верхом на коне на второй этаж дома, где шел бал. И там же, в Брест-Литовске, он якобы забрался на хоры католического собора, где припугнул или уговорил органиста уступить место за клавишами и превосходно сымпровизировал Баха. Отклонение от канонов было сразу же замечено пастором и прихожанами, но прирожденный музыкант и композитор не мог исполнять что-либо без своих вариаций. А в конце службы Грибоедов вдруг сыграл «Камаринскую». И хотя мелодия, говорят, звучала весьма торжественно, величаво, скандала избежать не удалось. К счастью, до Петербурга дело не дошло.

Справившись о самочувствии Михаила, Грибоедов заговорил о брате Николае, о его статьях «Гибралтар», «Об удовольствиях на море», книге «Плавание фрегата „Проворного“». Высоко отозвавшись обо всем, что ему удалось прочитать из написанного Николаем Бестужевым, Грибоедов отнес его к числу редких литераторов, которые не довольствуются одним лишь вдохновением, а используют свои ученые познания, тогда как многие собратья по перу не желают изучать науки.

— Байрон, Гете, Шиллер оттого и вознеслись выше многих, — сказал Грибоедов, — что их гений равнялся их учености.

Когда Грибоедов спросил, пишет ли он и его младшие братья, Михаил ответил, что считает литературу своим призванием, а братья Петр и Павел тоже пробуют перо. И, воспользовавшись случаем, показал свой очерк о наводнении в Петербурге. Грибоедов не стал брать рукопись домой, а начал читать прямо у постели Бестужева. Читая, он то и дело покачивал головой и, закончив чтение, назвал описание потрясающе верным. Тут Михаил узнал, что Грибоедов едва не погиб во время наводнения. И если бы не Одоевский, он не сидел бы сейчас здесь. Когда он спросил, не пытался ли Михаил опубликовать это, тот ответил, что попытка была пресечена на корню: морской министр де Траверсе заявил, что в описании слишком много истины…

— Зачем же было показывать? Надо ставить перед фактом! Впрочем, что это я? — усмехнулся Грибоедов, махнув рукой.