Читаем Высоко в небе лебеди полностью

Неспешный, основательный, мужчина действовал с ужасающей обыденностью, и от каждого его движения, каждого шага мальчишки, словно уже соединившиеся с ним невидимыми проводами, наэлектризовывались все больше и больше. Он взял прислоненные к чугунной колонке огромные щипцы с деревянными ручками, отполированными ладонями почти до блеска,

покопался ими в кустах и за шею

                                вытащил желтоватую дворняжку

слегка тряхнул ее

по безвольным колебаниям тела понял

мертва

достал из кармана весело зеленевшей телогрейки

серую брезентовую рукавицу

большим пальцем как-то совсем по-детски

потер кончик носа

натянул рукавицу и перехватил собачонку за задние

ноги

в его движениях не было суетливости

с тем непоказным удовлетворением

                                         с каким бывалые охотники

демонстрируют свои трофеи

понес дворняжку к машине

и казалось было слышно

как ее безвольно болтающаяся голова глухо

стукается о сухие комья земли

                                               поленья

                                                            обломки досок

оставляя на них бугристые

                                         дымящиеся капельки крови

на красных листьях они были незаметны

а на желтых капли промокали

разползались в причудливые

                                             лохматые кляксы

и было непонятно

                           то ли они упали сверху

то ли кровь сочится

                              из трещин в земле…

Саша смотрел то на мужчину, обегая взглядом дворняжку, то вниз по улице; в дальней своей части она выходила на широкий новый проспект, и там, в голубой дымке, бесшумно скользили троллейбусы, почти непрерывным потоком шли прохожие и наверняка вели на тонких ремешках холеных догов, мрачных боксеров, несли на руках кудрявых болонок… И все это совершалось рядом, и в разгоряченном воображении Саши то существовало порознь, не смешиваясь, как масло и вода, то непонятным образом соединялось. «Вся жизнь такая! Все они — такие!..» — с пылким юношеским максимализмом обобщал он и тут же кидался в другую крайность: «Выродок! Дерьмо!..», с яростным отвращением смотрел на мужчину.

Вдруг Саша увидел на его колене круглую аккуратную заплатку. «Жена, жена зашивала?» Невероятность догадки поразила его; казалось нереальным, противоестественным, что у этого мужчины есть жена, дети; он должен был жить изгоем, где-то на задворках… «Нет-нет, это в армии его научили так зашивать…» — пытаясь обмануть себя, поспешно подумал Саша, с трудом отрывая глаза от круглой, словно циркулем обведенной заплатки.

Слегка размахнувшись, мужчина швырнул убитую

дворняжку в овальную дверцу

видимо ему не понравилось

как она легла там

                           в сумрачном кузове

и он что-то поправил

до синевы выбритое лицо его, наверное, источало густой аромат дешевого одеколона, дышало силой и здоровьем, но было лишено каких-либо западающих в память примет; оно было слегка озабоченным, а может, уставшим — все-таки уже середина дня; мужчина с утра набегался по замысловатым зигзагам старых улочек и теперь думал о плотном обеде и о кружке ледяного, чуть горчащего пива.


— Судьба Батова и Никишина сейчас во многом зависит от нас. Ляля Матвеевна, вам слово. И, пожалуйста, без пространных теоретических рассуждений о воспитании. Это я не вам лично, — поправился директор, — это я ко всем и к себе тоже. Мы сейчас решаем не проблемы педагогики, а конкретные судьбы.

— На мой взгляд, всякий раз, когда мы действительно решаем чью-то судьбу, мы решаем проблемы педагогики, — сухо вставила Анна Денисовна.

Директор не ответил на выпад — это выбило бы разговор из колеи. Он ожидающе смотрел на Лялю Матвеевну, сидевшую на самом краешке стула, словно готовую в любое мгновение сорваться и улететь; с ее щек еще не сошли красные пятна смущения и растерянности.

— У Никишина — трудная семья, — она совсем по-девчоночьи облизнула пересохшие губы, — вернее, ее нет. Отец постоянно пьет. Мать неделями не бывает дома, пропадает неизвестно где и с кем. Толя ходит в няньках. Его сестренка учится во втором классе. Я несколько раз пыталась побывать у них дома. Толя меня в квартиру не пустил. Естественно, наговорил кучу дерзостей… Он стесняется своих родителей, своей бедности. Этим многое объясняется в его поведении. — Ляля Матвеевна по лицам учителей поняла, что ничего нового для них не открыла, но это не остудило ее. — Батов — очень чувствительный мальчик. Любит стихи, музыку и боится девочек. Стыдится этого, но ничего поделать с собой не может. То, что случилось, я, к сожалению, никак объяснить не могу.

— Отказываетесь верить? — Василий Петрович посмотрел на учительницу немецкого, надеясь услышать что-нибудь, на его взгляд, более существенное, и не дождался. — У меня было похожее настроение. Столько лет работаю в школе и все никак не привыкну… Но позвонил в милицию. Там уже есть следователь, который занимается  э т и м  д е л о м. Правда, его я не застал, но скоро придется с ним свидеться. И тут, Ляля Матвеевна, ваша позиция не совсем понятна. Вы утверждаете, что они оба чувствительны и человеколюбивы…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза