Читаем Высоко в небе лебеди полностью

— Она тебе не Зинуля. И вообще, давай, Лист, поворачивай оглобли. — В голосе Олега прозвучала еле заметная угроза. Он понимал, что развязность Женьки, его панибратский тон идут от желания покрасоваться. Тот почувствовал, что перегибает палку, и уже заискивающе заметил:

— Ну, чего ты, пошуметь уже нельзя. У нас в горле пересохло, а ты сразу возникаешь. Нет бы поддержал жаждущих!

— Утоли свою жажду под колонкой. — Олег взял сумочку из Зининых рук, и мимо притихших подростков они пошли к выходу.

Женька такого поворота событий не ожидал: он не привык, чтобы ему, сыну прокурора, отказывали в подобных мелочах. Понимая, что «горит» на глазах у дружков, он растерянно заморгал и, стараясь как-то спасти свой авторитет, почти жалобно крикнул в спину Олегу:

— Слышь, ты хоть закурить дай.

— Курить в вокзале не положено, — полуобернулся тот. Жалкий вид Женьки вызвал у него улыбку. — И вообще, детям за такое баловство по соплям дают.

В Женьке мгновенно вспыхнуло то неистовство, во власти которого он, очертя голову, бросался в любую драку; трусливый и хлипкий, Женька слеп от ярости и в эти минуты был страшен: мог ударить кирпичом, колом — всем, что попадалось под руку. Он весь как-то подобрался и презрительно процедил сквозь зубы:

— Ну ты, веди свою подстилку.

Олег передал сумочку Зине, и та машинально приняла ее; тихо, но с той твердой угрозой, идущей от уверенности в себе, он сказал:

— Извинись, сопляк.

— Держи! — Женька подбежал и небрежно плюнул ему в лицо.

Выронив сумочку, из которой высыпались пирожки и покатились по грязному полу, Зина обеими руками вцепилась в Олега; тот коротким движением плеча стряхнул ее и, не размахиваясь, резко ударил Женьку в грудь. Опрокинувшись на деревянный диван, Женька как-то судорожно дрыгнул ногой и сполз на пол. Один из его дружков кинулся Олегу под ноги, чтобы сбить его, и тогда подростки стаей накинулись бы, как уже не раз делали в уличных драках, по тот отскочил в сторону и ударил парня ногой под ребра. Тот, скуля, пополз к приятелям, которые сбились в упругий комок: инстинктивно поняли, что потерпели поражение, и, словно стайка вспугнутых воробьев, разлетелись по сторонам.

— Скоты! — возбужденно дыша, Олег презрительно посмотрел на валявшегося на полу Женьку, на его дружка, забившегося в дальний угол зала ожидания.

Зина, хотя драки в буфете случались, перепугалась не на шутку; страх у нее сейчас был совсем иной, непривычный — страх за близкого человека, и от этого она совсем оробела; хотела что-то сказать Олегу, но не нашлась, наклонилась за сумочкой и сунула ее ему в руки. Это подействовало успокаивающе.

— Порядок, — Олег обнял Зину за плечи и подтолкнул к выходу.

Не успели они перейти полукруглую привокзальную площадь, как из-за угла выскочил желтый милицейский «газик». Взвизгнув тормозами, он остановился; из него вышел старший лейтенант Вася Панченко, с ним Олег когда-то учился в одном классе. Козырнув, он попросил «следовать за ним». Олег понял, что кто-то из подростков позвонил отцу Женьки.

Тревожно гудя сиреной, к вокзалу подкатила «скорая». Опираясь на плечо санитарки, Женька посмотрел в сторону Олега, стоявшего рядом с милицейской машиной, и скрестив четыре пальца, изобразил решетку.

— И чего ты с ним связался? — когда «скорая» уехала, досадливо поморщился старший лейтенант.

— Они сами привязались. Вот Зина — свидетель, — не сомневаясь в своей правоте, сухо ответил Олег. Ему не понравилась отчужденность бывшего школьного приятеля.

— Садись в машину, разберемся, — глядя под ноги, скороговоркой выдохнул Панченко.

— Нет, одного его я с вами не пущу! — Зина боязливо схватила Олега за руку. — Я же — свидетель. Я расскажу все как было.

— Когда свидетели понадобятся, тебя вызовут, — уже опять подчеркнуто строго, по-начальнически отрезал старший лейтенант и жестом показал Олегу на распахнутую заднюю дверцу машины.

— Слушай, Васька, кончай дурака валять! — не выдержал Олег. — Я же никуда не сбегу от невесты. Понимать должен. Ну, хочешь я тебе эту… как ее?.. подписку о невыезде дам. Да завтра я сам приду. А сегодня, извини, не могу. Видишь, Зинуля ждет. Свадьба через месяц. Я тебя, хоть ты и дюже строгий стал, приглашаю.

Старший лейтенант снял фуражку, нервно смахнул с нее невидимые пылинки и вполголоса, так, чтобы не слышал шофер, ожидающе высунувшийся из машины, ни дворник (опершись на метлу, тот наблюдал за происходившим), сказал:

— И чего ты с этим Листом связался, отца его, что ли, не знаешь?

— Отца? Прокурор. Ну и что? Распустил сынка, теперь пускай расхлебывает, — небрежно ответил Олег.

Старший лейтенант сожалеюще дакнул, нахлобучил фуражку, посмотрел на Олега, как смотрят на детей, которые по причине своего возраста многого не понимают, и, обронив: «Мне приказано отвезти тебя на экспертизу», пошел к машине.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза