Высоко в небе лебеди

«А что я тому парню сделал, а он меня вон как звезданул!» — Сережка потрогал распухшую бровь; сильно надавил на нее пальцем, чтобы почувствовать ноющую боль и ему стало жаль себя. «Я бы попросил закурить и отошел. Я ни при чем!.. Но чего же тогда испугался Чап?.. Наверное, они того, в лисьей шапке, избили, и крепко! Он теперь заявит. Ну и пусть! Я тут ни при чем!..» Чем больше Сережка доказывал себе свою невиновность, тем грустнее становилось ему; не подняло настроения даже то, что его причастность к большой драке еще больше укрепила бы авторитет среди мальчишек. «Наверное, на комсомольском собрании будут обсуждать!» — Сережка вздрогнул от столь неожиданной, недавно совершенно фантастической, а сейчас уже естественной мысли и по инерции представил, как это будет проходить. Останутся все. И комсоргу не придется, как часовому, торчать в дверях, чтобы кто-нибудь не улизнул.

«Чего они будут говорить обо мне?.. Сейчас учусь без троек. Уроки не прогуливаю. Тут не подкопаешься. Полкласса и по поведению, и по оценкам хуже меня!.. Правда, все знают, что хожу с Чапом. Теперь скажут, что доходился или докатился! Больше им и сказать-то нечего…» По всем статьям Сережка отделывался легким испугом и почти сухим выходил из воды. «Надя! — словно вскрик, в памяти всплыли ее чуть-чуть раскосые, постоянно чему-то удивляющиеся глаза, окруженные бахромой желтоватых ресниц. — Как ей все объяснить?..» Сережка посмотрел на сероватый потолок и безо всякой связи со своими настроениями подумал, что мать собиралась в это воскресенье обклеить комнату.

Приглушенно задребезжал звонок. Сережка подумал, что ошиблись квартирой, и лишь немного приподнялся на локтях, но тут же мелькнуло: «Милиция!» Он много раз видел такое в кино. «А почему ко мне?.. У всех уже были… Так рано?.. Значит, там что-то произошло?..»

Звонок задребезжал коротко и требовательно.

«А может, им свидетель нужен? Чего я боюсь-то? Чего?..» Сережка вылез из-под теплого одеяла и сразу замерз; плохо повинуясь, рука нащупала рычажок запора, и, всегда послушный, он почему-то не двигался с места, а звонок все дребезжал; через дверь просачивался легкий шорох, доносилось глухое притопывание. Казалось, там, на лестничной площадке, собралось множество людей, приплясывающих от нетерпения.

Наконец в запоре что-то щелкнуло — дверь открылась. На пороге стоял Чап; за его спиной, шаркая о стену пузатой клеенчатой сумкой, тяжело отдуваясь, поднималась по лестнице соседка тетя Даша, грузная, страдающая одышкой.

— Дрыхнешь?.. Один?… — Чап хотел было спросить о чем-то еще, но шаги на лестнице ожидающе затихли.

— Ну и народ! — Чап посмотрел вверх по лестнице — тетя Даша поспешно зашлепала по ступенькам.

— Гвоздик, ты чего?.. своих не узнаешь? — Чап, потеснив ошеломленного Сережку, вошел в узкий коридорчик и шепотом спросил: — Ты один?

Сережка, даже в мыслях не допускавший, что всемогущий Чап, покровительство которого оспаривали многие мальчишки, так вот, запросто придет к нему, растерянно посмотрел на него.

— Ты один? — повторил Чап.

Сережка утвердительно кивнул; он не знал, как себя вести, путался в догадках, что может означать этот визит: «Избили того… Я — свидетель!.. Вот оно!..» — Сережка исподволь посмотрел на Чапа; здесь, в полумраке коридорчика, не бросались в глаза его фирменные джинсы; замшевая курточка, поглощавшая скудный свет, казалась черной, и лишь лицо как-то выдавалось вперед, оно было уставшим.

— Проходи. — Чап, словно был у себя дома, за плечи ввел Сережку в комнату; небрежно опустился на стул, достал сигареты, осмотрев тесную квартиру, похрустел пачкой, покрытой целлофаном, и не решился закурить.

— Чего вчера было, помнишь?

— Ну, драка вроде была, — пренебрежительно поджал губы Сережка и подумал: «Хочет выведать, что я знаю… Как бить тех, кто послабее, или скопом на одного — все вы здоровы! А как расхлебывать, сразу овечками становитесь…» Он уже ненавидел Чапа, гордился этим, и решил неопределенными ответами «ну, вроде» помучить его, и был уверен, что переиграет Чапа.

— Драка, говоришь?.. — Чап, сдерживая шумный вздох, напрягся всем телом, упер руки в колени и посмотрел на ботинки; снег на них подтаял и каплями стекал на пол.

— Ну, вроде…

— Понятно. — Чап потянулся было к шнуркам, но махнул рукой и с натянутой иронией обронил: — А нас вроде ищут!..

«И вроде найдут!» — чуть не сорвалось с языка у Сережки; он подавил усмешку, стащил с кровати одеяло и набросил на плечи, стянув его двумя пальцами под горлом.

— Ищут, Гвоздик! — многозначительно повторил Чап, всматриваясь в лицо Сережки.

— Пускай, — безразлично сказал тот.

— Тебя ищут!

— Я что?.. Я ничего… — заметно побледнел Сережка; по интонации, по взгляду Чапа он понял: есть во вчерашней истории что-то такое, о чем не помнит.

— Знаешь, так даже лучше… — прищурившись, Чап о чем-то задумался; ямочки на его щеках весело заиграли, и весь Чап, непривычно расслабленный, раскисший, выпрямился и, вжимаясь в спинку стула, сказал: — На суде это учтут.