– Да сплошная хреновина, — сказал хозяин. — Философски-то глядя. Полгорода вон заперли. Ночью по улицам призраки шастают. Дождемся, гномы из-под земли полезут...
– Они ж вымерли начисто, гномы, — оказал Сварог.
– Именно! Именно на зеленом фоне! Не на голубом, не на красном, не на оражевом, а именно на зеленом! Это ты не художник! — кипятился и брызгал слюной собеседник гориллоподобного.
– Это такой народец, что пакостить будет, даже начисто вымерши... Племянник у меня не смог поехать за вином в Традесант, не выпустили. Алмаз короны, ха! Бабушке моей рассказали бы, любила покойница байки слушать и сама травила, что твой боцман...— Он перегнулся поближе к Сварогу и понизил голос: — Вот насчет колдунов — это верно. Колдуны появились. Выходит, не всех извели...
Сварог насторожился, но виду не подал. Выложил на стойку пяток серебряных сестерциев и показал на помещавшуюся особняком бочку с розовым дургарским — оно было не по карману доброй половине присутствующих, но своих денег стоило. Хозяин налил серебряную высокую чарку — не долил, понятно, чисто автоматически — и перед лицом очевидной прибыли невольно стал еще словоохотливее:
– Если ищут алмаз, зачем заставляют смотреться в зеркало? Нет, маркиз, верно вам говорю про колдунов. Человек опытный такие вещи чует за версту — по тому, что носится неуловимо и воздухе... В городе видели Немого Пса. А если эта зверюга бродит ночами и выискивает кого-то, как встарь, жди беды.
– Да ну, какие мы оба с тобой, к лешему, художники? Так, маляры. Даже графа Деркиса как следует написать не можем... — неожиданно примирились два широкоплечих спорщика.
– Врут, — сказал Сварог, в жизни не слышавший про Немого Пса. — Пить меньше нужно, не увидишь ни псов, ни крыс...
– Кто его знает... Только Немого Пса видел и Буга-Скрипач, а он при белой горячке зрит исключительно лягушек, привычка такая у человека... Да и от белой горячки его отделяло добрых полведра. Как увидел Пса, бежал от Мельничной до холма, побросав бутылки — полные, заметьте, от него такого при любых горячках не дождешься, будь они белее снега... Влетел ко мне — краше в гроб кладут, а уж я его всяким видал. Клянется, что Пес шлялся по Мельничной и вынюхивал, тварь, улицу, да обстоятельно так. А за ним тащились бесшумно трое в плащах и каталанах, и кому это быть, как не Проклятым Егерям? Значит, жди беды. И все оттого, что до сих пор где-то лежат непогребенными косточки герцога Юнтеса...
Сварогу стало скучно, он допил вино, вышел на улицу и направился вниз, почти к самому подножию холма, где обитал учтивый народ, огульно окрещенный «алхимиками». Обособился народ этот не без причины. Во-первых, ученые эксперименты там порой завершались крайне шумно, и осколки после взрывов разлетались крайне далеко. А во-вторых... После разговора с Гаем о некоторых весьма небезопасных научных дисциплинах Сварог стал подозревать, что «алхимики» обособились не из мизантропии — их выжили туда, на окраину...
Начинало темнеть, кое-где появились фонарщики с высокими лестницами. Помахивая бутылкой, Сварог спустился по мощеной пологой улочке, напоминавшей ему ялтинские, свернул налево — и едва не выхватил пистолет, когда наперерез ему метнулся из переулка жаркий язык пламени — но это всего лишь репетировал в гордом одиночестве уличный глотатель огня.
– Смотри, забор не подпали, опять по морде получишь, — сказал Сварог, уже знакомый с местной скандальной хроникой. Снова свернул налево, поднялся на высокое крыльцо каменного домика, дернул старинную ручку звонка в виде змеи, глотающей собственный хвост, — символ то ли познания, то ли вечности, то ли того и другого, вместе взятого. В глубине домика задребезжало, гулко пролаяла собака, смолкла. Скрежетнул засов, на пороге появился мэтр Анрах, всмотрелся, узнал:
– А, маркиз... Заходите.
Камин ярко пылал, и на столе горела лампа под колпаком из тончайшего фарфора, белого, с просвечивающими синими рыбами и алыми водорослями. Чертовски уютная была лампа, и дорогая. Судя по ней и кое-каким другим вещичкам, Анрах знавал и лучшие времена.
Сварог по заранее рассчитанному маршруту, дабы ненароком не зацепить что-нибудь незакрепленное и шаткое, прошел к столу и сел. Здоровенный пастушеский пес, серый, кудлатый кураш, молча поднялся, отошел подальше и шумно улегся в углу, положив голову на лапы. Сварог все время чуял на себе его спокойный загадочный взгляд — но так случалось каждый раз, когда он сюда приходил, и он привык.
Хозяин поставил на стол пузатые серебряные чарочки, отодвинул толстую потрепанную книгу — названия на черной кожаной обложке не было. Сварог содрал лезвием кинжала смолу с высокого горлышка бутылки, раскачал кончиком пробку, выдернул.
– Прочитали? — спросил Анрах. Сварог достал из кармана небольшой толстый томик: «Записки искателя затонувшего континента Альдарии, составленные по опыту трех своих собственных морских путешествий, а также по рассказам и свидетельствам, почерпнутым из бесед со сведущими людьми». Тисненое серебром название занимало всю обложку, едва осталось место для маленького якорька внизу.