Я украл немного волос Мак и ношу их в бумажнике. Да, Смерть носит бумажник. Забавно, какие вещи ты делаешь в попытках нормализовать себя. Не то чтобы что-то в этом бумажнике имело хоть какую-то проклятую ценность в этом мире, но когда я засовываю его в джинсы, у меня складывается смутное ощущение, что я являюсь Кристианом МакКелтаром из клана Келтаров, у которого есть водительские права, кредитные карты и фотография матери, и ещё одна фотография меня с моей детской любовью Тарой, строящих крепость у озера. Я ношу волосы Мак не из сентиментальности или интереса к ней, а потому что с ними я могу просеяться к ней в любой момент и куда угодно, а присматривать за этой женщиной — в списке моих приоритетов.
Я не упоминал об этом перед Бэрронсом. Он не тот мужчина, которому можно сказать, что ты носишь прядь волос его женщины, а ни у кого и сомнений нет, что она — его женщина.
Просеяться к её местонахождению в доме Мэллиса просто. Я касаюсь её волос и позволяю своему сознанию уйти в то странное холодное место, которое теперь у меня есть, и которое как будто связано с чем-то в земле, что лежит глубже, чем я когда-либо дотягивался своими друидскими искусствами, потянуться к нему, стать с ним единым, и я внезапно шагаю… в сторону, в каком-то смысле, потому что пространство и время больше не функционируют прежним образом для меня, как только я касаюсь этого чего-то, с чем я теперь связан. В один из дней я очень хочу иметь возможность сесть и поговорить с урождённым-а-не-сотворённым Фейри и выведать все о том, что я могу и не могу делать. Может, когда все это закончится, и мы получим кусочек мира.
Она ужасна, стоит посреди помпезной, готической комнаты-кошмара. Не из-за того, как она выглядит, а из-за того, что я чувствую внутри неё какой-то тёмный ветерок, и на мгновение я задаюсь вопросом, не солгал ли мне Бэрронс. Вот Мак, затем там внутри тень, притаившаяся, такая чертовски голодная, тёмная, бархатная и безгранично соблазнительная. Я улавливаю смутное впечатление огромного шарма и харизмы. Что бы ни притаилось в ней, оно умеет прельщать, если захочет. Я простираю свои чувства, пытаясь охватить его эмоциональное содержимое, и получаю ничего.
Абсо-черт-подери-лютно ничего. Та штука, что живёт внутри Радужной Девочки Бэрронса, не чувствует. Вообще. Даже ни грамма, даже ни проблеска. Я не могу проникнуть сквозь это. Знай я ранее, когда она приблизилась ко мне в аббатстве, что она одержима
— Кристиан! — восклицает она, затем взрывается быстрым как стаккато потоком слов: — Что ты здесь делаешь? Где Бэрронс? Он в порядке? Я кому-то навредила? Что насчёт моих родителей? Джада носит браслет? Она должна носить браслет! Иначе ДВЗ опять до неё доберутся. Она ведь в порядке, верно? Я ей не навредила? Я кого-нибудь убила? Кого я убила?
Я прищуриваю глаза, атакуемый правдивым наплывом эмоций. Искренних, если только
— Джада в порядке, она носит браслет, и нет, Мак, ты никому не навредила. Ты просто замотала нас в чёртовы коконы.
— Но на мне была кровь и черные перья и…
— Скажи мне, что в данный момент ты не
Она резко останавливается, моргает, затем говорит:
— Я в данный момент не
Приходит моя очередь моргать. Ладно, или
Она встречается со мной глазами. Крошечные точечки красного появляются в уголках глаз, затем исчезают.
— Я знаю, что убила, — говорит она тихим голосом. — И я понимаю, что ты не хочешь мне говорить. Я отскребала себя до твоего прихода. Я знаю, что я должна была сделать, чтобы выглядеть вот так. Пожалуйста, Кристиан, ты должен меня нейтрализовать.