— Шазам, я тебя вижу, Йи-йи. Пожалуйста, спустись, где бы ты ни был. Я беспокоюсь о тебе, — сказала я воздуху. — Ты самая важная вещь в мире для меня. Ты моё всё. Если тебя что-то беспокоит, мы можем исправить это вместе. Если ты хочешь пару, видит Бог, мы пойдём прочёсывать миры и найдём её для тебя. Пожалуйста, пожалуйста, просто дай мне знать, что ты в порядке?
Ничего. Ни лишённой тела улыбки, ни шипения, ни рычания, ни слабого рокочущего заверения, что он все ещё живёт и дышит. Та же грёбаная тишина, которую я получала весь остаток дня.
— Так, это нечестно, — сказала я, сжимая руки в кулаки на талии и сердито глядя вверх. — Как бы ты себя чувствовал, если бы не мог меня найти и ужасно волновался? Как бы ты себя чувствовал, если бы ты жаждал ласк и расчёсывания, а я отказывалась тебе отвечать или уделить тебе даже крошечную капельку внимания? Если бы твоя шкура болела от нехватки любви и поцелуев? Если бы я просто совершенно забросила тебя и позволила твоему сердцу все это время разбиваться, пока ты не почувствуешь, будто можешь просто поблекнуть и…
— ЛАД-НО! — мой Адский Кот взрывом появился из воздуха надо мной и приземлился на пол гардеробной мягкими лапами, распушив шерсть, выгнув спину, шипя. — Я здесь! Понятно?
Я опустилась на колени и протянула руки.
— Шаз, детка, что происходит? Что не так? Почему ты меня избегаешь?
Он шлёпнулся на ляжки и распластал лапы по косматому животу.
— Я просто привыкаю к этому! — прорычал он.
— Привыкаешь к чему? — озадаченно спросила я.
— Ты меня покидаешь! Снова одного. Ты сделаешь это. Все уходят!
Я нахмурилась. Откуда взялся этот страх? Что я сделала, чтобы заставить его думать, будто я могу его оставить? Со дня нашей встречи ему всегда нравились большие куски времени наедине, и хоть он иногда склонен к ярким, почти параноидальным эмоциям, он никогда не озвучивал такой тревоги. Напротив, он, казалось, становился более уверенным и счастливым с нашим домом и отношениями. До этого недавнего инцидента с манулами.
— Ты же знаешь, что это не так. Ты и я, мы семья, Шаз. Семья — это навсегда.
— Не-а, — воинственно сказал он, и покатились слезы. — На этой планете, — он шмыгнул носом, — семья едва ли длится долго. Они умирают или уходят к кому-то другому.
— Семьи других людей — возможно. Не мы. Мы другие, и ты это знаешь. Я когда-нибудь давала тебе хоть одну причину сомневаться в моей любви к тебе? В моей вечной преданности?
Он прохныкал:
— Но это НЕ вечно! Ты не вечна. А я вечен!
Я моргнула. Я никогда не думала об этом в таком отношении. Вот почему он стал одержим идеей найти пару? Потому что он начал готовиться ко дню, когда меня может не стать?
Даже я не могла видеть этот день. Я никогда не думаю о смерти. Я слишком занята жизнью.
— Вот в чем все дело? Ты начал думать, что однажды я умру и…
— ПРЕКРАТИ! — он прижал мохнатые лапы к ушам. — Я тебя не слышу, я тебя не слышу, ла-ла-ла-ла, — монотонно запел он, заглушая меня.
Я потянулась к нему, притягивая его лапы-в-ковёр-стоически-упирающуюся тушку в свои руки, и обняла его крепко и сильно, пытаясь решить, как к этому подойти.
Вообще-то, пытаясь уложить это в собственном мозгу.
Я смертна. Он нет. Вот и все.
Это ударило по мне как кирпичом в лицо. Я никогда не проецировала будущее на эту тему, так сильно укоренилась в настоящем, что стала близорукой в плане будущего.
Адских Котов можно убить — хотя я понятия не имела, что для этого требовалось, и не могла себе представить — но если исключить смертоносное насилие, Шазам будет жить вечно.
Я смертна, а он нет.
Как и Риодан.
Или Мак.
Или Бэрронс.
Никто из моей команды не смертен.
Все они будут жить вечно, а я умру — учитывая интенсивность и скорость, с которой я проживала свою жизнь — вероятно, задолго до старости.
Подростком я говорила, что не хочу прожить достаточно долго, чтобы сделаться старой, морщинистой и разваливающейся на части, но внезапно передо мной предстали два ужасных образа: я прожила достаточно долго, чтобы сделаться старой, морщинистой и разваливающейся на части, тусуюсь со своими нестареющими бессмертными друзьями, которые вечно будут двигаться к эпичным приключениям и спасать мир; и я умираю завтра, оставляя Шазама одного.
Он будет потерян без меня. Он слетит с катушек. Кто ещё о нем позаботится? Кто сумеет с ним справиться? Кто будет любить его так, как я? Кто поймёт его подвижные как ртуть настроения, его поглощающие депрессии, его взрывную натуру, его калейдоскоп эмоций?
Танцор с его хрупким сердцем отказался от Эликсира Жизни Королевы Фейри, который исцелил бы его несовершенный орган и даровал бы ему бессмертие за конечную цену его души. Он однажды умер, когда ему было восемь лет, увидел что-то, поверил во что-то, и не желал жертвовать своей бессмертной душой.
Существование моей бессмертной души, с моей точки зрения, находилось под вопросом. Более того, если я утрачу душу, я адаптируюсь. Я всегда так делаю. Адаптация — моя специальность. Я практически изобрела само слово.
Я убрала лапы Шазама от его ушей, игнорируя взрыв хныканья и шипения.
— Шаззи, — твёрдо сказала я. — Я не умру. Я обещаю.