Высота одиночества

Она могла бы испугаться, но не испугалась. И, лёжа перед ним на широченном матрасе, она по-прежнему не чувствовала себя проигравшей. С губ её сорвался выдох, длинные тёмные волосы, рассыпавшись по груди, плечам и неровно лежащему одеялу, были похожи на шёлк. Она смотрела прямо на него — упрямо, даже немного надменно, и Игорь понимал, что это конец. Скинув расстёгнутую рубашку на пол, он навалился на Ринату — как-то по-подростковому жарко и неловко, подминая её под себя, сгребая её, словно голодный пацан. Да он, в сущности, и был голодным пацаном, а она — леденцом в ярко-красной обёртке платья. Вот только обычно в роли подарка выступают как раз-таки конфеты…

Рината откинула голову, открывая его взору тонкую, безупречную шею и, стоило ей ощутить прикосновение губ, впилась в плечи Игоря ногтями. В ответ он прикусил её кожу — сильно и больно, заставляя Рину зашипеть сквозь стиснутые зубы. Вкус её тела, вкус её кожи… Её губы — сладко-горькие, с привкусом досады и разочарования, её бёдра — сильные, гладкие. Резинка её чулок… Он рванул капрон вниз, оголяя ногу до колена, задрал подол платья выше и дёрнул трусики. Те поддались не сразу — обнажился вначале самый низ живота, выпирающие бедерные косточки. Но Игорь дёрнул снова, а потом ещё раз. Почему-то ему казалось важным содрать с неё эти чёртовы трусы, словно бы нельзя было просто убрать их в сторону. Да может он, мать её, сломать в ней хоть что-нибудь или нет?!

Рината приподняла бёдра — милостивый подарок со стороны его величества, и взгляд его скользнул по её бесконечным ногам. Вниз, потом снова вверх — на живот, на край скрывающего её грудь платья. Откуда она взялась здесь, откуда она, чтоб её, вообще взялась в его жизни?! Ах, да, он же сам отыскал её, вытащил из того отвратительного барака, что она гордо именовала своей квартирой…

Притянув к себе его голову, Рина сама нашла губами губы. Жадный поцелуй, колкий, странный. Пальцы её не гладили — цеплялись, она сжимала его волосы в своих кулачках и громко, безудержно стонала ему в рот.

Первый толчок в неё… Она снова застонала — на этот раз настолько бессовестно демонстрируя ему собственное удовольствие, что он и вовсе забыл об осторожности. Он — голодный пацан, а она — самый сладкий на свете леденец…

Рината подошла к постели и, стараясь не смотреть на все еще лежащего поверх скомканного белья Игоря, присела на краешек. Он молчал. Молчал и не сводил с неё взгляда, неотрывно следил за каждым её действием. Сходив в ванную, Рина оделась, забрала волосы в хвост и теперь обувала туфли, которые с трудом нашла в коридорчике. По мере того, как выветривался алкоголь, испарялась и её недавняя решимость. Теперь ей хотелось скорее уйти, убежать, побыть в одиночестве. Зачем все это? Зачем бередить и без того незаживающие раны?.. Что ей делать? Как жить то с этим?

Нацепив наконец вторую туфлю, она встала и поправила платье. Ткань скользнула по бедрам и безупречно легла по фигуре. Вся она должна быть безупречной. Потому что у неё есть та, для кого она, что бы ни происходило, должна оставаться самой лучшей.

— У тебя красивая дочь, Рината.

Эта фраза остановила её у самого выхода из спальни. Рина обернулась и как-то сипло выговорила:

— Я знаю. — А потом все же добавила: — Спасибо.

Он больше ничего не сказал, но Рина знала, видела в выражении его глаз, слышала в непроизнесенных словах, в не подуманных мыслях, в не исполнившихся мечтах… Где-то там, он был рядом. Все эти годы был рядом. И как бы она ни рыдала, ни билась в истериках, как бы больно ни падала на лед и как бы упорно ни поднималась с него, он все равно был рядом, какой бы силы ни было её желание вырвать его из себя!..

Закрыв за собой дверь, она медленно пошла по коридору к лифтам. В кармане завибрировал телефон. На этот раз она не раздумывая вытащила его и, устало усмехнувшись количеству пропущенных, провела по дисплею пальцем. Прижала мобильный к уху и чуть надломленным голосом произнесла:

— Со мной все в порядке. Прости. Я хотела побыть одна. У меня ведь сегодня праздник, мне же можно?..

Конец.