Высоцкий

Возвращался на машине и за семьдесят километров до Ленинграда перевернулся, как в кино. И, как каскадер на съемках, остался целехонек. Помятый бок машины знакомый мастер за два дня выровнял. Ох и задергал раб божий Владимир Господа своего! Просился, просился к нему, а тот его на место поставил: не пришла твоя очередь, поживи еще да помайся как следует!

И — давай, пиши о впечатлениях, даром, что ли, катался туда-сюда?

Стихи пришли, прервав непривычно долгую для него полосу молчания:

Мы спим, работаем, едим, —А мир стоит на этих Васях.Да он в трех лицах был един —Раб сам себе, и господин,И гражданин — в трех ипостасях!Еще — ни холодов, ни льдин,

Земля тепла, красна калина, —А в землю лег еще одинНа Новодевичьем мужчина.Должно быть, он примет не знал, —Народец праздный суесловит, —Смерть тех из нас всех прежде ловит,Кто понарошку умирал…

Получилось в итоге двенадцать строф — длинновато, и финал заранее не продуман. То ли закончить словами: «Но успокоился всерьез — решительней, чем на экране», то ли поставить точку на строфе: «Всё — печки-лавочки, Макарыч! — Такой твой парень не живет!»… Появился у Высоцкого холодок профессионализма, — может быть, он необходим для настоящей поэзии?

Потом Вознесенский тоже откликнулся на смерть Шукшина. Стихи мастерские, конечно, техника на пять с плюсом:

В каждом городе он лежална отвесных российских простынках.Называлось не кинозал —просто каждый пришел и простился.………….………….…………Он хозяйственно понималкрай как дом — где березы и хвойники.Занавесить бы черным Байкал,словно зеркало в доме покойника.

Но — очень уж ровное отношение. И к покойнику, и к Байкалу.

Незадолго до отъезда из Питера побывали с Мариной у Федора Абрамова. Он подарил свою книгу «Последняя охота». А по возвращении в Москву узнали, что Гена Шпаликов повесился. Возраст — тридцать семь. Алкоголь — да. Публикаций — нет, если не считать каких-то пустяков в песенниках. Народ поет дурными голосами «А я иду, шагаю по Москве…», не зная имени автора. Ушел в статусе сценариста, сейчас, может быть, начнут вынимать из стола стихи и печатать.

Эмоциональный фон — хуже не придумаешь. После отъезда Марины — еще одно погружение во тьму. В теат- ре — рутинная работа. Любимов возобновил репетиции «Живого», хочет его все-таки сдать. А в качестве синицы в руках — «Пристегните ремни». Вся сцена — самолет изнутри, сидят там разные люди, вспоминают о войне, рассказывают о трудностях, с которыми в наше время сталкиваются строители… Поначалу у Высоцкого была роль Режиссера, выяснявшего отношения с Писателем (артист В. Золотухин), потом всё перекроили. Смелость там была второй свежести, так и ту цензура урезала.

Но начало спектакля получается хорошее. Через весь зал проходит солдат, в полной выкладке, с автоматом за спиной, в руках гитара, как оружие. Его сразу узнают по голосу, и песню многие в зале давно помнят наизусть:

От границы мы Землю вертели назад —Было дело сначала, —Но обратно ее закрутил наш комбат,Оттолкнувшись ногой от Урала.

Наконец-то нам дали приказ наступать,Отбирать наши пяди и крохи, —Но мы помним, как солнце отправилось вспятьИ едва не зашло на востоке.Мы не меряем Землю шагами,Понапрасну цветы теребя, —Мы толкаем ее сапогами —От себя, от себя!

Вылет третий: Высоцкий и Шукшин

Творимая легенда

Василий Шукшин и Владимир Высоцкий — два больших художника и вместе с тем две культовые фигуры, окруженные аурой легендарности. Разнообразные параллели между ними проводятся и в литературоведческих статьях, и в прессе, и в живой молве. Символический смысл ищут и находят даже в том, что двадцать пятое июля оказалось днем рождения Шукшина и днем смерти Высоцкого. И с этой массовой мифологией не хочется спорить, поскольку за ней стоит не примитивное идолопоклонство, а неиссякаемый интерес наших соотечественников и к биографиям, и к произведениям двух оригинальных творцов художественных ценностей.