Высоцкий

Пока он с Мариной в Прибалтике, по Москве, изнемогающей от рекордной жары, начинают гулять его новые веселые песни, осенью они еще глубже внедряются в народные массы. Причем что характерно – их иногда даже пересказывают в качестве анекдота или устной новеллы. Типа: ты не слышал песню про Мишку Шифмана? Там два друга – один русский, другой еврей – сильно поддали, и тот, который еврей, уговорил русского пойти и вместе подать документы на выезд в Израиль. Так что ты думаешь: русскому разрешили, а еврея – «за графу не пустили пятую». Сейчас ведь для многих вопрос «быть или не быть?» превратился в «ехать – не ехать». Возможность эмиграции, вроде бы навсегда закрытая после бегства Врангеля из Крыма, замаячила вновь. Посмотреть на мир – дело, конечно, хорошее, но поездка туда без обратного билета – нам не подходит. А как другие – это уж личное, интимное дело каждого.

Другая ударная песня текущего квартала – «Жертва телевиденья». Тема касается буквально всех и каждого, поскольку «ящик» в нашей жизни занимает все большее и большее место. А народ у нас такой доверчивый, всему верит, все понимает буквально:

Есть телевизор – мне дом не квартира, -Я всею скорбью скорблю мировою,Грудью дышу я всем воздухом мира,

Никсона вижу с его госпожою.

Даже не скажешь, от бога этот прибор – или от дьявола. Вроде бы столько информации разом, причем иногда в глаза бросится такое, что тебе и не хотели показывать. Наш корреспондент за рубежом перед микрофоном долдонит про безработицу, а тротуар под ним чистенький, за спиной – магазинчики с обилием продуктов. Если бы, скажем, Пушкин оказался в нашем времени – точно бы прилип к голубому экрану. Правда, потом бы тут же отлип, чтобы всю эту путаницу привести в порядок, расставить по строчкам и строфам. В общем, телевизор – как водка: кто ее умеренно употребляет, живет нормально, а кто попадает в зависимость – у того и голова постепенно приобретает четырехугольную форму экрана.

Приятно, конечно, что люди смеются, но хотелось, чтобы замечали в песне второе дно, а оно всегда серьезное. Песня – не басня, к ней не припишешь в конце однозначную мораль. Рассчитываешь все-таки на наличие у слушателей хотя бы небольшой головы на плечах. Вот цикл «Честь шахматной короны» многие восприняли как репортаж с матча Спасский – Фишер. Но бесславный для нашего гроссмейстера поединок начался где-то в середине июля, да? А эти две песни сочинены еще в январе, в Болшеве, Слава Говорухин свидетель и первый слушатель. И потом – Спасский-то интеллигентный, симпатичный человек, проиграл он по чисто шахматным причинам, пусть об этом специалисты судят. А песни – о том, что у нас все решается коллективно, что в ферзи выдвигают пешек – повсюду, до самого верха. Что во все дела примешивается политика, причем всегда права одна, здешняя сторона:

... Он мою защиту разрушает -Старую индийскую – в момент, -

Это смутно мне напоминаетИндо-пакистанский инцидент.Только зря он шутит с нашим братом -У меня есть мера, даже две:Если он меня прикончит матом,

Я его – через бедро с захватомИли – ход конем – по голове!

Может быть, что-то недотянул, не довел до прозрачной ясности? Хотя нет, те, кому надо, улавливают подтекст, а от них эта волна понимания постепенно до всех докатится. Вон у Булгакова тоже видят сначала первый слой: кота с шуточками, примус, мол, починяю... И он старался насмешить для начала, а потом уже читателя в серьезность тянуть.

Кто-то приехавший в Юрмалу из Москвы сообщает, что несколько дней назад умер единственный в своем роде, ни на кого не похожий клоун-мим Леонид Енгибаров. Упал прямо на улице Горького, его даже за пьяного приняли. Когда это случилось? Двадцать пятого июля...

С Енгибаровым они встречались не так чтобы часто, но было у них молчаливое взаимопонимание. Как раз по части смешного и серьезного. Енгибаров, работая в своем бессловесном жанре, тоже совершал немыслимые повороты от веселья к пронзительной грусти. Все ли его понимали? Будут ли его помнить те, кто видел его выступления?

Стало что-то сочиняться на ритм «Гул затих. Я вышел на подмостки». Записал на клочке бумаги: «Шут был вор... Он вышел. Зал взбесился...» Потом это вышло иначе:

Шут был вор: он воровал минуты -Грустные минуты, тут и там, -Грим, парик, другие атрибутыЭтот шут дарил другим шутам.

Одна строфа получилась почти о себе самом – это не «одеяло на себя», это то общее, что было, есть у Высоцкого с Енгибаровым: