Высоцкий

С идейным жульничеством Высоцкий боролся на всех уровнях – в песнях исторических и злободневных, в философских притчах и сатирических зарисовках. Существует, как мы знаем, идея об извечной раздвоенности личности, о наличии в человеке второго "я", которое борется с первым и т. д. Эта идея послужила материалом для песни «И вкусы, и запросы мои – странны...», где автор вступает с идеей двойничества в спор, сатирически снижает ее, делая ее апологетом пьяницу и хулигана:

... А суд идет, весь зал мне смотрит в спину.Вы, прокурор, вы, гражданин судья,Поверьте мне: не я разбил витрину,

А подлое мое второе Я

Песня, по сути, о единстве человеческой личности, о неоспоримой ответственности человека за каждый свой поступок.

Своим неповторимым «двойным» художественным зрением Высоцкий искал правду и только правду. Он не любил это декларировать, лицемерно обещать: сейчас-сейчас найду окончательную истину, вот оно, торжество справедливости, – за ближайшим углом (в чем, прямо скажем, грешны многие поэты, да только ли поэты?). Высоцкий работал диалогически, полифонически. Этот путь был связан с постоянным риском быть понятым неверно или вовсе не понятым. Но, как видим, Высоцкий не жалел, что ему было суждено стать только Высоцким – и никем иным.

Подвести черту, поставить точку

Первый признак истинного таланта – постоянное, мучительное сомнение в себе. А второй – глубокая и спокойная уверенность в себе и своем деле. Сомнение – вечный двигатель творчества, незаменимый источник новой энергии. Уверенность же необходима для принятия стратегических решений, для смелых поворотов на пути, для подведения предварительных итогов, которые в любой момент могут оказаться окончательными.

Год семьдесят третий начался для Высоцкого с написания последних песен. Последних – не в буквальном смысле, конечно, – зачем торопиться туда, куда мы все равно попадем? – а в плане жизненно-композиционном. Сколько имеется уже в наличии песен и стихов? Триста? Четыреста? Статистикой заниматься некогда и неохота – дело не в количестве, а в результате. К чему пришли мы с нашими песнями? Что говорят они все вместе?

Первый ответ на этот вопрос – «Чужая колея». Ее и сочинять он начал с конца, с финала, к которому постепенно подтянулся весь сюжет. Автомобильная тематика – вещь наглядная, на ней у Высоцкого уже целая современная мифология построена. Тут и любовь («Песня о двух красивых автомобилях»), и смерть («Веселая покойницкая»), и дружба-вражда («Дорожная история»), и зависть («Песня автозавистника» и «Песня автомобилиста»), и смысл жизни («Горизонт»). А теперь – последняя глава, на тему «Личность и общество».

Сам виноват – и слезы лью, и охаю:Попал в чужую колею глубокую.

Я цели намечал свои на выбор сам -А вот теперь из колеи не выбраться.

Действительно, есть такой парадокс. Человек сам стремится куда-нибудь: кто во власть, кто в науку, кто в литературу, кто в театр, но потом почти каждый неизбежно оказывается в чужой колее и должен ехать туда, куда ему предписывают другие. В итоге застревает он там, и всякое движение прекращается. И очень немногим удается найти выход, выезд – уже не общий, а сугубо индивидуальный:

Эй вы, задние, делай как я!Это значит – не надо за мной,

Колея эта – только моя,Выбирайтесь своей колеей!

Вот к чему пришла и эта конкретная песня, и та долгая песня, что поется уже двенадцать лет, начиная с «Татуировки». Таково – вкратце, в четырех строках – завещание Высоцкого «товарищам потомкам».

Свою колею в поэзии Высоцкий нашел сразу: уберегла его судьба от советского стандарта. Может быть, это даже хорошо, что стих его сформировался не на бумаге, а в звуковом пространстве. Здесь он сказал то, что хотел, и так, как хотел. И его еще будут печатать, никуда не денутся! С театром сложнее: как ни крути, это искусство коллективное, колея одна на всех. Какой тут может быть выход у Высоцкого – неясно. Как говорится, нет пророков в своем отечестве. Но ежели иметь в виду «жизнь в искусстве» в целом, если обобщить все написанное и сыгранное, то под ней не страшно уже подвести черту.

Ну что, так и напишем: дескать, я памятник себе воздвиг нерукотворный?.. Нет, в этом жанре и в этом ритме делать уже нечего: если всерьез становиться в пушкинскую позу – получится пародия. И потом Маяковский уже переиначил классический сюжет, Пушкина увел с пьедестала на прогулку, а свой будущий монумент обещал взорвать динамитом. Очень эффектно, но слишком уж Владим Владимыч на "я" нажимает. Высоцкому сподручнее говорить о себе так, чтобы "я" означало не одну персону, а поэта вообще. Точные приметы: рост, вес, размер талии не важны...