Высоцкий. На краю

Кроме всего прочего, на кружковцев наверняка действовала и атмосфера старинного купеческого особняка, в котором располагался Дом учителя. Комнаты здесь были отделаны штофом, мореным дубом. Вдоль стен стояли замечательные кожаные диваны, был камин, висели зеркала в бронзовых рамах. Даже огромная трехкомнатная квартира профессора юриспруденции Утевского по сравнению с этим великолепием выглядела бедновато.

Будущему актеру Высоцкому, безусловно, повезло, что на его пути встретился именно Владимир Богомолов, человек яркий, талантливый, не просто бесконечно преданный театру, но еще и умевший обращать в свою любовь и веру юные сердца. Не зря в ряду своих театральных учителей Высоцкий первым называл именно Богомолова, и только затем Юрия Любимова. Молодой актер пробовал на кружковцах многие свои режиссерские задумки, пытался работать с ними, как с профессионалами. И многое у него, в итоге, получилось. Из старого купеческого особняка вышло немало отличных артистов, ставших впоследствии народными. Виктор Павлов, например. Или Алла Покровская, прима «Современника».

– Нам было хорошо с ребятами, – рассказывал Богомолов, – занимались мы когда угодно и сколько угодно. Ставили самое разное – и сцены, и спектакли, большие и маленькие. Кружковцы все делали сами… Хорошо помню нашу работу по Чехову – «Из записок вспыльчивого человека». Это был настоящий спектакль – с замыслом, с музыкой, с оформлением, но не декорационным, а аксессуарным. Это очень смешное представление шло под свадебный марш Мендельсона… Когда Владимир стал уже известным киноартистом, он мне очень серьезно предлагал сделать фильм по этому спектаклю – очень ему нравилась эта работа!

Высоцкий играл как раз этого самого «вспыльчивого» и много позже вспоминал, как Богомолов ему, мальчишке, показывал рисунок роли, ставил монолог: «В небе светила отвратительная луна, и в воздухе отвратительно пахло свежим сеном. Когда служанка спросила: «Не хотите ли чаю?» – я ей ответил: «Подите вон!..»

А у Сабинина воспоминания были более прозаические: «Мы тогда звали Володю таким неприличным словом «Вовка-шванц».

Ну и что? – равнодушно воспринимал свое прозвище Высоцкий. Шванц так шванц. По-немецки – хвостик. «Высота», конечно, получше звучало. Вовку Акимова назвали Ким Ир Сеном, и ничего, Свидерский откликался на Аркана, Утевский не обижался на Толяна. Мишке Горховеру повезло больше – он носил титул «Граф» (тут, правда, не подкопаешься – «Граф» из Лихова переулка жил в фамильном «замке», который до революции принадлежал бабушке «аристократа»). Какие могут быть обиды? Каждый в свое время имел прозвище или кличку, а артисты или писатели и вовсе сами выбирали себе псевдонимы, и прекрасно себя при этом чувствовали. Сам Сашка ведь тоже был далеко не Сабинин, и ничего…

«В наш тесный круг не каждый попадал…»

– Вовка, привет! – окликнула Инна уже убегавшего со двора своего соседа. – Как в школе дела? Ты что-то совсем нас забыл, как Фрины не стало, не заходишь даже…

– Стоп-стоп, Инночка, – притормозил Володя. – Во-первых, привет. Во-вторых, сразу так много вопросов. Все сразу не соображу. Фрину помню, конечно. В школе – все нормально. А что не захожу, так тебе вроде бы сейчас не до нас. Вон к тебе какие пижоны шастают.

– Какие «пижоны», Вовка?! Не фулигань. Заходи обязательно, я тебя с Левой познакомлю. Он о тебе, кстати, спрашивал. Ему Толян Утевский уже успел о тебе понарассказывать… В общем, приходи, вечером ждем. Левушка сегодня вроде рано должен освободиться.

Впервые Лева-Левушка, он же Левон Суренович Кочарян, появился на Большом Каретном в качестве жениха очаровательной соседки Высоцких Инны Крижевской и мимоходом, на напрягаясь, мгновенно влюбил в себя половину дворовых аборигенов.

Современники отзывались о нем нежно и исключительно в превосходной степени. Однокурсник по юрфаку МГУ Утевский считал Кочаряна удивительным, актер Геннадий Ялович – гениальным организатором и очаровательным человеком. «Такого человека я больше в жизни не встречал, – признавался Аркадий Свидерский. – Он был нам и отцом, и страшим братом, и другом. Невероятной одаренности человек…»

До юридического Кочарян учился в Институте восточных языков, затем якобы в какой-то сверхсекретной школе КГБ. Чуть позже взахлеб увлекся кино и в конце концов стал «лучшим вторым режиссером Советского Союза», от которого были без ума авторы, актеры, осветители, гримеры и, главное, режиссеры-постановщики. Когда возникла проблема с утверждением отснятого материала по роману Михаила Шолохова «Поднятая целина», к классику был командирован Левон. На Дону он пропал на неделю. А после его отъезда режиссер-постановщик картины получил телеграмму из станицы Вешенская от самого Шолохова: «Закончите вторую серию, пусть приезжает только Кочарян».