Высшая духовная школа. Проблемы и реформы. Вторая половина XIX в.

При варианте богословской специализации присутствие и постановка светских наук определялись исключительно их полезностью для богословского образования. При варианте «консервации» естественному процессу дифференциации наук противопоставлялось их укрупнение. При варианте «открытой модели» или «развития» состав наук специально не сдерживался, определяясь потребностями науки, общественными запросами к духовенству и т. д. (П.С.) Некоторые проекты предлагали комбинации этих принципов по отношению к наукам богословским и светским: например, «консервация» наук светских при развитии богословского состава (КазДА).

Ни один из этих вариантов не являлся вполне удовлетворительным, к каждому предъявлялись претензии. Богословская специализация академий лишала духовную школу педагогической самостоятельности и имела в перспективе проблему «богословской» многопредметности. «Консервация» подразумевала искусственные приемы: стабилизацию содержания учебных программ, противоречащую естественному развитию наук, или специализацию «дополнительных» разделов наук. Открытая модель усиливала многопредметность, требуя внутренней специализации в той или иной форме. Можно согласиться с В.Ф. Певницким: составить из этих проектов и предложений единое «мнение» не представлялось возможным.

После получения проектов Конференций разработка реформы духовных академий приняла активную форму. 28 июня (5 июля) 1867 г. состоялось определение Святейшего Синода, Высочайше утвержденное 15 июля, об учреждении особого Комитета для обсуждения вопроса о преобразовании духовных академий и для составления нового устава духовных академий[428]. Председателем этого Комитета предположено было назначить архиепископа Нижегородского Нектария (Надеждина), «как председательствующего в бывшем Комитете по преобразованию духовных семинарий и училищ» 1866 г.[429]

Однако состав Комитета определен не был, об этом было решено «судить особо».

Как показала деятельность Комитета 1866–1867 гг., преосвященный Нектарий положительно относился к планируемым гр. Толстым преобразованиям, при этом собственных идей и планов не имел. Некоторые современники оценивали эту позицию более резко: «Нектария светские притянули потому, что он неустойчив в мнениях, а потому его можно будет склонить и против мнения прочих духовных, когда захочется провести что-либо такое вопреки настоянию прочих духовных». В процессе работы «семинарского» Комитета в духовно-учебных кругах неоднократно замечали, что «Нектарий сильно клонит на сторону светских»[430]. Архиепископа Нектария считали к этому времени в церковных кругах «человеком Толстого», ибо обер-прокурор принимал в нем участие. В 1866 г. епископ Нектарий, вызванный для присутствия в Синоде, был назначен заместителем председателя комиссии по преобразованию духовно-учебных заведений, а после отбытия преосвященного Арсения в епархию стал председателем. И хотя Комитет работал непросто и не сумел прийти к единому мнению, преосвященный Нектарий при этом проявил стойкость и определенное искусство, сохранив верность линии графа Толстого[431]

. Видимо, граф Толстой был доволен: следующие шаги преосвященного Нектария по иерархической лестнице совпадали с вехами духовно-учебных реформ[432].

Разорванная уставами 14 мая 1867 г. связь семинарий с академиями летом того же года привела к плачевной ситуации: из окончивших в 1867 г. курс в КДА 53 воспитанников к сентябрю только 5 определились на наставнические места в семинарии. Ректор архимандрит Филарет (Филаретов) дважды запрашивал товарища обер-прокурора – что же делать с окончившими курс студентами? – но ответа не получил. Огорченный ректор писал ректору МДА протоиерею А.В. Горскому: «Студенты разбрелись по разным местам, и скоро ни одного не найдут»[433]

. Осенью того же года на незамещенные наставнические вакансии жаловались в Учебный комитет и лично обер-прокурору ректоры семинарий. 18 января 1868 г. Учебный комитет посвятил этому вопросу особое заседание, а 24 января вопрос о «замещении наставнических мест в семинариях» рассматривался в Синоде. Представленная статистика не вызывала оптимизма: из 107 воспитанников Санкт-Петербургской и Киевской духовных академий, выпущенных в 1867 г., к середине учебного года поступили на службу 50, уволились из духовного звания 2, выбыли за границу (иностранцы) 6, и остаются без назначения 49. Синод утвердил предложенную Учебным комитетом систему «поимки» и определения на службу «рассеявшихся» по епархиям академиков, а также «предотвращения на будущее время» подобных плачевных ситуаций[434]. Но было ясно, что вопрос должен быть решен более основательно.

Внутренняя жизнь духовных академий ставила вопросы, которые также уже не решались параграфами Устава 1814 г. Принимались временные решения, но необходимость скорейшего составления нового стабильного Устава была очевидна.