Высшая мера

— У вас великолепная форма черепа! — отметил Фрицлер с удовлетворением, очень похожим на удовлетворение Ганса, когда он натыкался на породистое животное. — Правда, в младенчестве вас, полагаю, чаще клали на правый бочок, отсюда весьма заметная асимметричность головы. Но это не порок. С асимметрией мы встречаемся повсюду. Немыслимо найти человека с абсолютно симметричными лицом, черепом, ногами, руками, грудной клеткой. Вам, как художнику, это должно быть известно не хуже меня. Не секрет, что даже скульптуру Венеры Милосской ее творец создал асимметричной.

— Стало быть, все нас окружающее асимметрично?

— Все! — категорически подтвердил профессор. — А вашим черепом можно гордиться, такой свойствен лишь настоящему арийцу. Вы, дорогой молодожен, будете достойным продолжателем арийской расы!

— Независимо от содержания этой коробки? — Макс с усмешкой постучал пальцем по собственному черепу.

— Независимо! — Профессор не принял его иронии.

В этой же клинике, только в другом кабинете, Макса осмотрела женщина-венеролог. Пока она обследовала его обнаженное тело, заглядывала в рот, в нос, расспрашивала, чем и когда болел, чем и когда болели близкие родственники, две лаборантки анализировали состав крови будущего мужа и отца. Макс делал все, что ему велели, отвечал на вопросы и мысленно чертыхался: где-то в другой клинике все эти унижающие процедуры проходит и его Хельга!

В общем-то, он оказался здоровым, полноценным во всех отношениях женихом, с чем его и поздравила регистраторша, вручая необходимые справки.

Осечка вышла там, где Макс и ожидал: блоковый уполномоченный партии отказался удостоверить его политическую благонадежность. Уполномоченный был хозяином небольшой прачечной, и Макс вошел к нему прямо в приемную, где пахло и грязным, слежалым бельем, принесенным в стирку, и чистым, старательно отутюженным, лежащим высокими стопами на полках стеллажа.

Хозяин стоял за конторкой и выписывал квитанцию на принятое от чьей-то служанки белье. Макса встретил взглядом исподлобья. На худом длинном лице щеки провалились, и казалось, что хозяин все время хочет втянуть воздух, делая губы трубочкой. Когда-то Иоганн Фогель был рабочим в этой прачечной, а потом стал ее владельцем. Как он сумел накопить столько денег на тяжелой низкооплачиваемой работе, чтобы в один прекрасный день встать за хозяйскую конторку?

Но Макса не прошлое беспокоило сейчас, его встревожил исподлобный взгляд Фогеля: «Не глаза, а свиной студень! И физиономия сырая, рыхлая, словно ее в щелоке вываривали… Тут добра нечего ждать!»

Он подошел к конторке, негромко объяснил свою просьбу. Тот неторопливо, аккуратно оторвал квитанцию от корешка, подал ее ожидавшей служанке в цветастом переднике — видно, где-то рядом служила, даже без пальто пришла, — заложил квадратик копирки под чистый очередной листочек книжечки.

— Не дам я тебе, Рихтер, своей подписи, — сказал Фогель без околичностей, грубовато. — Я тебя, дорогой, меньше знаю, чем твои сорочки и кальсоны. Вот так, дорогой. Кланяюсь!

Фогель уперся глазами в толстую бухгалтерскую книгу, положив правую костлявую руку на косточки счетов. Его бледные редкие волосы распались в стороны, обнажая бескровную нитку пробора от лба к двойной макушке. Здесь, у этих двух завинтившихся маковок, пробор как бы приостанавливался в нерешительности, не зная, к которой свернуть. Макс подумал, что такую любопытную макушку можно где-то и в картине использовать.

— Но почему же, господин уполномоченный партии? — смиренно спросил он.

Сам того не ведая, Макс обласкал слух честолюбивого прачечника. Если бы назвал его по фамилии, тот наверняка и не поднял бы головы, но его назвали уполномоченным партии…

— Проси в академии, Рихтер. Или валяй в деревню. Ты там вырос. Там тебя больше знают. Кланяюсь!

Макс понял, что большего он не добьется. Он мог только догадываться, что уполномоченный знает о визите Кольвиц, знает, быть может, еще о чем-либо незначительном, но бросающем на него, Макса, тень. Но знает же Фогель и об отзыве фюрера! Непременно знает! В чем же дело?!

В чем? Не мог этого сказать Максу сверхосторожный Фогель. Всего лишь вчера приходили к нему два сотрудника службы безопасности в плащах и широкополых охотничьих шляпах, с глазу на глаз долго и весьма пристрастно выспрашивали о молодом художнике Максе Рихтере, живущем в зоне его партийной деятельности. Для чего, с какой целью они выпытывали? Такого вопроса сотрудникам господина Гиммлера не задашь. Но ничего нынче просто так не делается, всему есть государственные причины. А потому — кланяюсь!..

«Эта прачка действительно слышит, как в чужом доме паук паутину снует!» — подумал разозленный Макс, выходя на улицу.