Высшая мера

Остаток ночи Мартынов провел в нелегком раздумье. Из землянки дежурного, куда сбежались офицеры, чтобы поглядеть на вновь прибывших, он ушел довольно быстро: действовал все тот же принцип — не проявлять особенного интереса к событиям. И вот снова — бессонница и единственная, главная мысль. Нужен сообщник!.. В этих условиях, среди многих, попавших к деникинцам под угрозой расстрела, наверняка есть люди, готовые оказать содействие красным. Но вот попробуй-ка найти их. Терентий Петрович знал: если оказалось невозможным проверить его прошлое, то каждый его поступок, каждый шаг в этом логове без внимания не остается. Да это и нетрудно. Все, что ему пока доверили — копание в малоинтересных бумагах, незначительное делопроизводство. В подчинении один человек, шестидесятилетний писаришка, малограмотный с дрожащими руками. Старик когда-то работал в станичном правлении, но сейчас давно пора бы ему сидеть на печи или, по крайности, с ружьишком на огороде. Значительную часть канцелярской работы Мартынову приходилось делать за него. Это вызывало раздражение: «И как только станичный атаман держал такого!.. Скорее всего, Айвазян приставил ко мне старика, чтобы глаз не спускал и постоянно докладывал начальству». Он имел право так думать: писарь и правда ходил за ним по пятам.

На рассвете Мартынов все-таки уснул. Впадая в густую дремоту, он неожиданно, против собственной воли подумал: «Интересно, где же сейчас тот паренек, Никитка? Сюда бы его. С таким можно бы отправить все сведения. Маленький он, но, видать, крепкий, надежный». Терентий Петрович давно запретил себе вспоминать о Никитке, чтобы не растравлять себя. Сейчас это получилось лишь потому, что сон уже накатывался на него, приятно давил.

После приезда сотника Шипилова и его людей в среде старших офицеров произошли кое-какие изменения, сперва малозаметные. На пальцах у многих из них стали появляться высокопробного золота обручальные кольца. Как-то увидел Мартынов массивный желтый портсигар на столе Айвазяна и точно такой же у полковника Красильникова. В тот же день подпоручик Голышев за обедом, сидя прямо на траве, шепнул:

— А ловкач же этот сотник! — он имел в виду Шипилова. — Помните санитарную сумку в его руках? Ну, тогда, в ту ночь? Оказывается, она сплошь набита золотом: монеты, изделия, даже коронки зубные.

— Зубные коронки… Откуда они? — не сразу понял Мартынов.

— Откуда! — повторил Голышев и восхищенно хохотнул.

Вскоре полковник Айвазян поручил Терентию Петровичу и двум другим офицерам весьма доверительное, как он выразился, дело. Нужно было пересчитать и рассортировать монеты.

Никогда доселе Мартынову не приходилось видеть столько золота. Они сидели за столом, в штабном шалаше, и работали под присмотром подъесаула Туркова, неразговорчивого, вечно хмурого человека, занимающего в штабе бог весть какую должность. Что ж, подумал Мартынов, и сей шаг полковника отнюдь не загадка — еще одна проверка, устою ли перед искушением. Будьте спокойны, господин полковник, ни один золотой не пропадет. Так думал Терентий Петрович, продолжая отделять пятирублевые монеты от червонцев. Российские императоры, Александры и Николаи, равнодушно глядели с солнцеподобных кружочков, один вправо, другой влево.

В самый разгар работы явился полковник Айвазян и положил на стол брезентовый мешочек:

— Рассортируйте и это!

Тяжелые белые монеты вывалились на стол.

— Платина! — многозначительно произнес Айвазян.

Даже подъесаул, не проговоривший до того ни слова, удивленно спросил:

— Разве из платины тоже делали?

— А то как же! — словоохотливый и возбужденный полковник, вышагивая в тесном шалаше, не упустил возможности показать широту знаний. — В России чеканили монеты из платины в течение семнадцати лет, в первой половине прошлого века. Это, между прочим, небывалое явление в международном денежном производстве, и вот, пожалуйста: прошло менее ста лет, но такие монеты, особенно шести- и двенадцатирублевики, уже сейчас ба-альшая редкость даже в среде коллекционеров-нумизматов.

Айвазян за спиной у Терентия Петровича весело потер ладони и добавил:

— Уральские горнозаводчики Демидовы были, к слову, оч-чень заинтересованы в этом деле, ибо платина добывалась именно на их приисках.

Мартынов чувствовал на своем затылке горячее дыхание полковника и, внутренне улыбаясь, продолжал сортировку…

Сотник Шипилов, доставивший баснословное богатство начальству, чувствовал себя героем и свысока смотрел на остальных. Можно было лишь предположить, сколько же он оставил себе! Поговаривали об огромных кладах, зарытых сотником в Сальских степях, в одному ему известном месте. Подпоручик Голышев, брызгая слюной, говорил Мартынову:

— Знаете, коллега, как в народе называют Сальские степи? Латифундией дьявола. Представьте, ни дерева, ни кустика, и вот среди полыни, в выжженной земле, лежат эдакие сокровища!

Мартынов глядел на офицера и думал: «Мразь! Даже руки трясутся. И что только золото с людьми творит!»