Высшее наслаждение

– Оставайся здесь, дорогой, – Моника поцеловала его в щеку. – Я скоро вернусь, как раз к ужину. А после, если пожелаешь, сходим куда-нибудь. Не могу уже сидеть дома, задыхаюсь.

Попрощавшись с семьей, Полина подхватила сумочку и вышла из комнаты. Ей не хотелось оставаться рядом с этими людьми, которые сегодня почему-то раздражали, правда, каждый по-своему. Больше всех выводил из себя Майкл, в особенности его навязчивое стремление оградить сестру от придуманных им же неприятностей. Полине было неприятно, что Майкл вмешивается в ее личную жизнь. Сафонов проявлял внимание и заботу, что не являлось предосудительным. Однако Майкл, вероятно, считал иначе. Может, он и был прав, чувствуя или видя то, что пока было недоступно для самой Полины. И все же его поведение сердило, но еще больше Полина злилась на себя, оттого что не могла подавить влечение к Сафонову.

– Куда тебя отвезти? – спросила Моника, сев за руль.

Полина назвала адрес и пристегнулась.

– Мне нравится Микки, – сказала она, похлопав женщину по руке. – Добрый и спокойный. К тому же вы – красивая пара и на вас приятно смотреть.

– Когда мы находимся в каком-нибудь общественном месте, я всегда чувствую неловкость. Все с вожделением смотрят на него, потом переводят взгляд на меня и удивляются, как я смогла «подцепить» такого красавца.

– Не думала, что ты настолько не уверена в себе, – сказала Полина, рассматривая белую, ровную кожу Моники и светлые, вьющиеся волосы.

Моника была высокой, но изящной барышней. Стройная, грациозная, она отличалась мягким характером, который еще больше усиливал ее природную привлекательность. В Мон не чувствовалось холодности или же высокомерия, которым славилась Ребекка, потому что, к счастью, от матери она взяла самое лучшее: способность к сопереживанию и тонкую иронию. От предков ей достался несколько длинный нос, отличительная черта аристократов, но он нисколько не портил общего впечатления. Блестящие глаза, с лучиками морщинок, говоривших о том, что женщина любит посмеяться, всегда улыбающийся рот – Моника, по мнению Полины, была красавицей, пусть и не по общепринятым канонам. Она обожала сводную сестру братьев за легкий нрав и особую душевность, которой та щедро делилась с теми, кого любит. Поэтому всякого, кто нелестно отозвался бы о внешности долговязой Мон, Полина непременно поставила бы «на место», причем сделала бы это безжалостно, ибо никогда не прощала посторонних, незаслуженно обижающих ее близких.

– Тебе не стоит волноваться по поводу внешнего несоответствия с Микки, – сказала она. – Ты красивая. Добрая, нежная, чувственная.

– Люблю тебя, – Моника на мгновение отвлеклась от дороги, взяла руку Полины и поцеловала. – Мне так повезло, что в моей жизни есть ты и мальчики, – добавила она, судорожно вздохнув. – Черт подери! Я, наверное, никогда не смогу смириться с его смертью.

– Сможешь. Не переживай!

– Твоя поддержка неоценима, – Моника улыбнулась сквозь слезы. – Ты уже пришла в себя, а я не могу.

– У меня все идет по ускоренной программе. Если бы ты попробовала пить две недели, может, и у тебя получилось бы избавиться от тяжести в душе. Хотя ты ведь англичанка и не умеешь топить горе алкоголем. Это особое искусство, только русские им…

– Брось, – усмехнулась Моника. – Мама и Марк выпили почти все запасы спиртного из погреба. Заметь, что оба не русские.

– Туше! – кивнула Полина с тоской в глазах. – Мне до сих пор больно дышать, когда думаю об Алексе, – добавила она, спрятав лицо в ладонях. – Не могу представить, что всю оставшуюся жизнь проведу без него.

– А я хочу вернуться в тот день, когда познакомила их с Аминой, и все исправить.

– Что? – Полина повернулась к Монике, нервно покусывающей нижнюю губу. – Ты их познакомила?

– В тот же вечер я встретила Микки, – кивнула Моника, и глаза снова наполнились слезами, она вытерла мокрые щеки рукавом свитера и продолжила: – Амина организовала выставку его работ.

– Вы были хорошо знакомы?

– Дружбы особой между нами не было, хотя по работе мы часто общались. Порой я помогала ей в оформлении выставок, плюс мы обе искали молодых, интересных художников.