Высшие кадры Красной Армии 1917-1921

После заключения Брестского мира началось целенаправленное строительство новой армии, но при этом процесс демобилизации промышленности стал протекать наиболее интенсивно (это было предусмотрено рядом статей мирного договора). Весной 1918 года Советское правительство планировало оставить военные заводы, существование которых не будет служить препятствием для выполнения общих хозяйственных задач; управлять этими заводами предполагалось из «главного экономического штаба» РСФСР — ВСНХ[223]. На практике созданию единой системы производства вооружений препятствовали многовластие и ведомственность: так, часть оборонных предприятий подчинялась Наркомвоену[224]. В данном контексте заявленное в телеграмме Подвойского стремление коллегии Наркомвоена реорганизовать управление и снабжение армии «на таких началах, чтобы военный аппарат не явился пережитком на народно-хозяйственном организме, но входил бы [в него] как служебные части специального назначения»

[225] — было абсолютно не в русле военной политики, но позволяло решать важные для Советской России экономические вопросы. Основной заслугой коллегии Наркомвоена, согласно посланию Подвойского, было сохранение «лучшего [хозяйственного] аппарата страны», благодаря которому «в значительной мере» удалось удержать страну от «хозяйственного краха»[226].

К тому же всё в русле марксизма: экономика — это военный базис и власть. Военное ведомство обладало многомиллиардными запасами имущества. Основная идея Подвойского: сконцентрировать в едином ведомстве все рычаги управления производством (бывшему и.д. Наркомвоена просто не удалось грамотно сформулировать свою идею по причине отсутствия управленческого опыта). Подвойский планировал для построения социализма в России создать из аппарата военного снабжения аппарат гражданского управления, образовать некую военно-промышленную комиссию при Совнаркоме. Удивительно, но Подвойский со своим «прожектом» фактически предвосхитил идею Совета Труда и Обороны…

Занимаясь политическими спорами относительно строительства новой армии, коллегия Наркомвоена оказалась в ситуации политической изоляции[227]. Результаты, достигнутые партийными работниками к концу февраля — началу марта 1918 года, были налицо: аппарата нет, реальных проектов строительства реальной армии нет, сколько-нибудь реальной вооружённой силы — тоже нет. Есть лишь разнобой проектов и мнений: не комиссариат, а дискуссионный клуб, обстановку которого наглядно иллюстрирует одна из докладных записок Главковерха в Совнарком[228].

Позднее, в 1919 году, один из членов коллегии Наркомвоена — В.А. Трифонов — проанализировал первый опыт практической деятельности коллегии Наркомвоена. В.А. Трифонов констатировал, что предпринятые в начале революции попытки создать армию усилиями только большевиков по самобытным методам и способам строительства провалились: вместо армии получилась «вольница… совершенно не дисциплинированная и неспособная к сколь-нибудь регулярным действиям», что показали первые столкновения с регулярными германскими войсками во время наступления последних на Петроград. Эти события февраля 1918 года Трифонов назвал «днями отрезвления» партийных работников, отказавшихся от своих персональных представлений и признавших «старые, испытанные, рутинные» способы военного строительства. Коммунисты-революционеры, по воспоминаниям Трифонова убедились, что «армию можно заставить преследовать коммунистические цели, но нельзя её строить по-особенному, по-коммунистически»

[229].

Пожалуй, единственным противником демобилизации в коллегии Наркомвоена был В.А. Антонов-Овсеенко[230].

Невероятно, но конверсия аппарата военного управления не означала отказ от строительства Красной Армии: 15 января 1918 года (почти сразу после принятия известного декрета, положившего формальное начало Красной Армии) СНК заслушал заявление Подвойского, в котором содержалось требование денег на уже начатое «в самом широком масштабе» формирование социалистической армии. Наркомвоену было постановлено перечислить 20 млн. из сумм и ассигновок военного фонда[231]

. Таким образом, январём 1918 года можно датировать окончательный переход к курсу на военное строительство.

Так или иначе, в феврале 1918 года прозревшие Ленин и сотоварищи окончательно поняли, что мириться с коллегией «пролетарских наркомов» более нельзя.

Глава 4

«Все военные учреждения… находятся в полном подчинении Комитету революционной обороны страны»: кому доверить Красную Армию