Читаем Высший дар полностью

Высший дар

Имя Адольфо Биой Касареса (1914–1999) в аргентинской – и в мировой! – литературе стоит рядом с именами Борхеса и Кортасара. «Борхес завораживает, Кортасар убеждает, Биой Касарес тревожит» – это краткая и точная характеристика, данная французским критиком Юбером Жюэном наиболее значительным прозаикам современной Аргентины. Действительнось, окружавшая Биой Касареса, вызывала у писателя тревогу. И эта тревога явственно звучит в психолого-фантастических романах «План побега», «Сон о героях», «Спящие на солнце», упрочивших всемирную известность автора «Изобретения Мореля».Помимо романов, в настоящее издание включены избранные рассказы разных лет. Все произведения публикуются на русском языке впервые.

Адольфо Биой Касарес

Классическая проза18+

Адольфо Биой Касарес

Высший дар

Если по прошествии нескольких лет я захочу представить себе Марго, то память, безнадежно избирательная, опустит досадные подробности, чтобы ярче высветить серебряный смех, бело-розовую кожу, таинственно мерцающие глаза, талию, которую без колебания назову обширной, голубиную душу, невянущую прелесть ее наивности, необъятный зад; но прежде чем наконец перейти к связанной с ней любовной истории, позвольте мне высказать несколько кратких моральных соображений. Сначала истина – потом чувства.

По-моему, воображение – это не столько способность, сколько добродетель. Разве первопричина любой жестокости – не в скудости воображения, препятствующей любому проявлению симпатии, мешающей хотя бы на мгновение поставить себя на место ближнего? Источник эгоизма тоже неподалеку. Кто, ясно сознавая свое ничтожество, добивался бы от окружающих угодничества и лести?

Человеческий мозг – сравнительно несложная машина, работающая за счет всего нескольких идей. Предшествующий абзац как раз относится к одной из них, занимающей меня сейчас. Вот другая: путешествия, обогащая нас воспоминаниями, удлиняют жизнь. Закончив с идеями, смею сказать, что я свободен в своем поведении. Те, кто следует букве собственных принципов, – забыл, кому из великих принадлежит эта мысль, – нам представляются чудаками, скажу больше: тронутыми. Относительно воображения и путешествий: первому я даю отдохнуть в часы сиесты, и если случай не дает судьбоносный толчок, однообразная ткань дней не рвется для меня, минута отбытия не настает. К счастью, сегодня случай вмешался, я ощутил толчок и еще до наступления вечера превращусь в путника, что следует по пыльным дорогам из Баия-Бланки.[1] через безлюдную и бескрайнюю Патагонию к снегам, покрывающим южные горы; несомненно, однако, что я миную Трес-Арройос[2]

Но конечно же, я непременно попаду сегодня в клуб «Атлетико». Я вновь начал посещать его после месячного отсутствия, когда приходилось работать в редакции с утра до ночи. Мы переезжали, и, как сказал главный редактор, если бы я не следил за порядком, то Бог знает, что случилось бы. Обычно же немалая часть моей жизни протекает в клубе. К чему скрывать: сам клуб уже не тот, что раньше. Чтобы покрыть головокружительно растущие траты, – всем знакомо, что это такое, – руководство начало прибегать к сомнительным приемам, открыв доступ в клуб новым членам. Эти дамы и господа – о, разумеется, безупречной репутации – неизменно прилагают к заявлению о приеме самые блестящие рекомендации и квитанцию об оплате членских взносов на немыслимую сумму. Все устроено под благовидным предлогом; но горькая истина заключается в том, что сейчас в клубе то и дело натыкаешься на незнакомые лица. Как старый член, я одним из первых поднял голос против этого наплыва и вместе с друзьями выкинул лозунг: «Черный шар – тем, кто не наш». Признаюсь, однако, – на этих страницах нет места умолчанию или полуправде, – что лично меня такое положение дел устраивает. С одной стороны, как говорится, все течет… с другой, я должен согласиться, что женская часть клуба – бедные девочки из старой гвардии – никогда особо не блистала и уже двадцать с чем-то лет прямо-таки требует притока свежей крови.

В пятницу я доигрывал на одной из отдаленных площадок бесконечную партию в пелоту[3] с тем самым Мак-Дугалом, чье лицо будто нарисовано суриком. Проигрывая очередной раунд, мой соперник всякий раз дотрагивался до правого плеча и пускался в сетования.

– Что с вами? – поинтересовался я.

– Сломал ключицу.

– Когда? Как это случилось?

Он предпочел, нисколько не скрывая этого, уклониться от объяснения. Но вопрос привел моего партнера в явное смущение: цвет его лица изменился на глазах. К чему столько таинственности? Я понял, что толстый Мак-Дугал был из числа тех, кому проигрыш причинял не только моральные, но и физические страдания. Вы не замечали, как множатся у человека повреждения, травмы и всяческие недомогания – именно в том случае, когда игра оборачивается не в его пользу? Последняя наша партия завершилась с неясным результатом, и я поспешил истолковать его в пользу соперника. В тот поздний час меня интересовал не столько исход игры, сколько быстрое ее окончание. Оказаться под крышей, между четырех стен, – вот чего я хотел; солнце садилось, уже веяло прохладой, и при глотании я ощущал першение в горле, которое могло – без хорошего душа и чашки горячего чая – закончиться ангиной. Среди наблюдавших за игрой, – новичок, незнакомый с подлинной жизнью клуба, всегда следит с интересом за подобными партиями, – я разглядел Марго, из недавно пополнивших наши ряды: дама необычайно розовая, белокурая и таких преувеличенных размеров, что кажется высокой. Я думал о скором заходе солнца, но должен был отвлечься для ответа на замечание:

– Неудачная партия.

– Мой противник как раз считает ее удачной.

Я направился к скамейке, чтобы надеть свитер и другую оставленную там одежду. При этом я сумел как-то обойти Марго, преграждавшую мне путь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Ад
Ад

Анри Барбюс (1873–1935) — известный французский писатель, лауреат престижной французской литературной Гонкуровской премии.Роман «Ад», опубликованный в 1908 году, является его первым романом. Он до сих пор не был переведён на русский язык, хотя его перевели на многие языки.Выйдя в свет этот роман имел большой успех у читателей Франции, и до настоящего времени продолжает там регулярно переиздаваться.Роману более, чем сто лет, однако он включает в себя многие самые животрепещущие и злободневные человеческие проблемы, существующие и сейчас.В романе представлены все главные события и стороны человеческой жизни: рождение, смерть, любовь в её различных проявлениях, творчество, размышления научные и философские о сути жизни и мироздания, благородство и низость, слабости человеческие.Роман отличает предельный натурализм в описании многих эпизодов, прежде всего любовных.Главный герой считает, что вокруг человека — непостижимый безумный мир, полный противоречий на всех его уровнях: от самого простого житейского до возвышенного интеллектуального с размышлениями о вопросах мироздания.По его мнению, окружающий нас реальный мир есть мираж, галлюцинация. Человек в этом мире — Ничто. Это означает, что он должен быть сосредоточен только на самом себе, ибо всё существует только в нём самом.

Анри Барбюс

Классическая проза
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза