Высший генералитет в годы потрясений Мировая история

Советские историки объясняли крах авантюры генерала единением всех демократических сил столицы. Они сплотились перед угрозой военной диктатуры, позабыв прежние распри. Навстречу медленно продвигавшимся эшелонам с войсками двинулись агитаторы-большевики. Они, мол, и распропагандировали корниловские части. Большую деморализующую роль сыграло и то, что застрелился генерал Крымов, командовавший походом на Петроград.

Роль большевистских пропагандистов, конечно, умалять не следует. Среди них было немало искусных мастеров устной агитации. Достаточно сказать, что работали они адресно. В Кавказскую дивизию, например, направлялись исключительно мусульмане, в ударные батальоны — георгиевские кавалеры. Но мало кто знал, что количество войск, двигавшихся к Петрограду, было очень и очень незначительным.

Кавказская, или Дикая, дивизия, которой стращали жителей Петрограда, насчитывала всего 1350 шашек. Дивизия была кавалерийской, и эффективное ее использование на улицах представлялось проблематичным.

То же самое относилось и к 3-му Конному корпусу, которым командовал генерал Крымов. Обстоятельства его самоубийства весьма туманны.

В последнее время высказывается предположение, что Крымов не сам застрелился, как написано во всех учебниках, а был застрелен.

Появились публикации, в которых рассказывается, как это происходило. В романе Н. Кузьмина «Сумерки», например, говорится, что выстрел прозвучал в кабинете Керенского, куда Крымов был вызван из Гатчины. Действительно, вряд ли бы генерала пропустили к премьеру с оружием, тем более что его считали соучастником Корнилова. Керенский выбежал из своего кабинета в приемную и завопил, что Крымов от позора и стыда пустил себе пулю в висок.

Смерть наступила не сразу. Генерала отвезли в госпиталь, но вернуть к жизни не смогли. Врачи обратили внимание, что края огнестрельной раны не обожжены. Стреляли с расстояния не менее двух метров.

Обезглавленный корпус под влиянием большевистской пропаганды разлагался с катастрофической быстротой. Изъятие из гущи войск одного из самых опасных для Петрограда генералов оказалось решающим в подавлении мятежа.

Тридцатого августа Керенский пригласил к себе Алексеева, который четвертый день ходил в заместителях генерал-губернатора Петрограда, и предложил ему должность начальника штаба при Верховном главнокомандующем, то есть при себе. Алексеев согласился и тут же получил приказ Керенского отбыть в Могилев и арестовать всех зачинщиков корниловского мятежа.

Тяжело вздохнув, Алексеев засобирался в дорогу. Приехав в Ставку, узнал от Корнилова, что военным комендантом Могилева назначен генерал Бонч-Бруевич, который, еще не прибыв в Могилев, уже отдал распоряжение убрать из охраны Ставки всех текинцев. Это не сулило ничего хорошего для Корнилова. Он знал, что Керенский создал следственную комиссию по его делу, и она, возглавляемая военным прокурором Шабловским, уже в пути.

Алексеев сделал вид, что ничего не знает о приказе Бонч-Бруевича насчет текинцев. Договорились, что Корнилов, Лукомский и Романовский будут помещены в могилевскую гостиницу. Охрану арестованных будут нести текинцы. Хотя Алексеев не потребовал даже, чтобы генералы сдали личное оружие. Верные азиаты были поражены: такого человека — и под стражу!

Из могилевской гостиницы арестованных вскоре переместили в небольшой городок Быхов. Местом содержания выбрали здание бывшей женской гимназии. Сюда же привезли и взятых под стражу генералов и старших офицеров из Каменец-Подольского и Бердичева. Среди них были Деникин, Марков и другие сослуживцы по Юго-Западному фронту.

Ждали суда.

Волчья полночь

В начале и в середине августа демократическая печать с ликованием называла генерала Корнилова героем и спасителем России. В конце августа и весь сентябрь — узурпатором, предателем революции. Естественно, требовали суда и казни.

«Корнилов должен быть казнен, — витийствовал Керенский. — Да, казнен со всей революционной решительностью и беспощадностью. Но! Я, именно я, ваш испытанный вождь и вдохновитель, я первым из первых приду на его могилу и принесу цветы, и я не только положу цветы на эту святую могилу, но и преклоню свои колена…»

Генеральскую тюрьму в Быхове охранял снаружи батальон георгиевских кавалеров. Внутри несли службу верные текинцы. Их стало больше. К эскадрону личного конвоя Корнилова присоединились еще два эскадрона Текинского полка, не пожелавшие расставаться с «уллы-бояром».

Но главным успокаивающим фактором, безусловно, был польский корпус генерала Довбор-Мусницкого. Симпатии недавнего кавалергарда были на стороне Корнилова и его генералов, и это не могло не остужать слишком горячие головы в могилевском и быховском Советах, требовавших расправы над именитыми узниками.