Выстрел

В следующую секунду он обнимает меня, и мои слезы пропитывают его рубашку. Каждую ночь я молюсь Богу, неуверенная в его существовании, что я проснусь от этого кошмара, но я по-прежнему здесь. Мне почти девять лет, и я не видела папу, не слышала его голоса, не ощущала его объятий — ничего — почти четыре года. Мой соцработник видел меня лишь дважды с тех пор, как я здесь, и оба раза я плакала и умоляла ее отвезти меня к папе, но этого не случилось. Он слишком далеко. Я начинаю думать, что никогда не верну его, потому что еще целую вечность ждать, когда мне исполнится четырнадцать.

— Мне так жаль, — произносит Пик, пока мы стоим на тротуаре и обнимаемся. — Но ты не одна. У тебя есть я.

Он прав. У меня есть только он, но он — двенадцатилетний мальчик, и на следующий год перейдет в среднюю школу, и оставит меня тут одну. Одну с детьми, которым я не нравлюсь.

Когда он отстраняется и смотрит вниз на меня, я съеживаюсь из-за зеленоватого синяка, который Карл поставил ему на днях. Я быстро поняла, что когда Бобби рядом, Карл практически всегда милый, но как только она уезжает, он начинает пить. Я пытаюсь спрятаться и стать невидимкой, когда он пьян, потому что он пугает меня. Он много орет, и если мы с Пиком много шумим, он по-настоящему злится и обычно бьет нас.

Первый раз он ударил меня через неделю после того, как я поселилась здесь. Бобби уехала на выходные, а Карл сидел внизу, смотрел телевизор, в то время как я была на втором этаже. Я увидела радио на верхней полке в шкафу в своей комнате и встала на стул, чтобы достать его, но соскользнула, стул опрокинулся, и радио разбилось об пол. Карл ворвался в мою комнату и заметил сломанное радио. Прежде чем я поняла, что происходит, он дернул меня за руку и влепил мне пощечину. Поврежденную кожу на щеке жгло, когда после этого я ревела в подушку.

Мы с Пиком неторопливо шли домой, но когда мы повернули на нашу улицу, машины Бобби не было, и на подъездной дорожке остался только грузовик Карла. Мой желудок сжался. Я уверена, что в выходные мы останемся втроем. Бобби никогда не предупреждает нас, когда собирается уехать, но в последнее время, кажется, она постоянно отсутствует. Она не задерживается дома надолго.

— Просто поднимайся сразу в свою комнату, — говорит мне Пик, когда мы подходим к входной двери. — Я возьму тебе бутерброды и принесу их.

— Хорошо.

Но этого не произошло. Вместо этого мне представили черную дыру, которая убила еще частичку моей веры в благопристойность людей.

— Где, мать вашу, вы, дети, были? — кричит Карл, когда мы заходим внутрь, и резкость его голоса вынуждает меня от страха вцепиться в руку Пика.

— У меня была продленка. Я сказал Элизабет подождать меня, чтобы она не шла домой одна, — объясняет Пик.

— Вы думаете, у меня есть куча свободного времени, чтобы задаваться вопросом, где вы, черт побери? — орет он, и затем хватает Пика за рубашку, отрывая его от моего захвата, и отпихивает его подальше от меня. Потом он появляется перед моим лицом, воняя пивом и сигаретами.

— И ты… — выплевывает он, и я начинаю плакать, что еще больше злит его. — Бл*дь! Почему ты постоянно, мать твою, ревешь? Я не собираюсь проводить выходные с вами, слушая все это дерьмо, — потом он снимает рубашку и начинает расстегивать ремень, безумный страх пронзает мои вены.

Пик поднимается с пола и следует за Карлом, но всего один удар, и Пик оседает обратно на пол, а Карл хватает меня за запястье, пока я кричу и брыкаюсь. Внезапно, он поднимает меня и крепко держит за талию.

— Отпусти меня, — кричу я. — Прекрати! Отпусти меня!

Я слышу, как что-то разбивается, и когда смотрю наверх, вижу, что пинаясь, я скинула несколько уток Бобби и разбила их.

— Ты маленькое дерьмо! — орет он, но этот звук смешан с криком Пика, и я в панике. По-настоящему.

Кричу, плачу, пинаюсь и следующее, что осознаю — меня запихивают в маленький чулан в коридоре. Карл бросает меня со всей силы на пол, потом хватает мои запястья, берет ремень и привязывает их к нижней перекладине для одежды. Все происходи как в тумане. Кругом шум, а страх, зародившийся в моем теле, и крики о помощи затрудняют дыхание. Я слышу Пика и сдерживаюсь благодаря его голосу, когда Карл первый раз ударяет меня по лицу.

Удар.

Он запирает меня на замок.

Темнота.

— Нет! Отпусти меня! — плачу я. — Пик, помоги! Отпусти меня! Пожалуйста.

Я слышу, как теперь он бьет Пика. Ворчание. Тяжелое дыхание. Крики. Я кручу и дергаю запястья, пытаясь освободиться, но ремень ранит кожу, и этим я только делаю себе больно. Та часть лица, куда он ударил меня, пульсирует жгучей болью, и я падаю на пол, руки остаются поднятыми над головой, и я плачу. Я плачу из-за чувства, будто все эти годы нахожусь в темноте.