Выстрел из прошлого

Беловолосого хорошенько отходили дубинками, пустив ему кровь и как следует отполировав бока, – прилюдно, смачно, гулко. Били как по ковру, выбивая из нищего грязь, пыль и дурь. Пусть все вокруг видят – нападать на стражника нельзя! Это самое большое преступление после поношения Его Величества Императора! Стражник олицетворяет собой Власть, и Власть должна поддерживать свой фундамент и наказывать тех, кто его подрывает! Фундаментом власти, само собой, были побитые стражники, без которых город давно превратился бы в беззаконную, опасную для жизни сточную канаву.

* * *

Юсас тосковал. И было от чего – третий раз подряд оказаться в темнице, это тебе не шутка! Больше всего он боялся, что Вожак откажется его выкупать. А что – запросто! Попасться третий раз за последние полгода – это ли не повод, чтобы отказаться от своего работника? Неудачник! А кому нужен неудачливый вор?

И все ведь было хорошо – если бы навстречу из-за угла не шагнул стражник! И не подставил ему ногу!

Ну и… все. Кошель отобрали, попинали (не сильно, ничего не сломали – стражники тоже люди, не будет воров – зачем тогда нужны стражники?), отвели в темницу. Теперь, если Вожак не выкупит – беда!

Что грозит вору, пойманному за руку в момент совершения преступления? Выбор – или отрубание кисти руки (левой или правой – по выбору преступника), или порка на базарной площади – от двадцати до пятидесяти ударов кнутом.

Вот и выбирай! Руку отрубят – будешь жить. Сразу прижгут, замотают, и ходи с культей, живи как хочешь. Или воруй одной рукой, или попрошайничай.

А что можно еще делать с одной рукой? Если только зад подставлять! Но на это Юсас не пойдет. Лучше сдохнуть!

Впрочем – выход есть. Выбрать кнут. Юсас маленький, выглядит младше своих лет, судья даст ему самый меньший предел – двадцать ударов. Палач авось сжалится, будет бить не так сильно, мясо не порвет, и тогда есть шанс выжить. Главное, чтобы заразу не занесли – ну кто моет кнут перед поркой? Он небось весь в гнилых остатках крови и мяса. Симан рассказывал, что вся зараза от грязи, это все лекари знают. Так что сгнить потом заживо – как раз сморкнуться.

А может, все-таки выкупит? Два-то раза уже выкупал!

Так-то Вожак хороший человек, справедливый. Жесткий, конечно, даже жестокий – но справедливый. За своих людей горой стоит!

И кстати сказать – чего бы ему не стоять горой, когда половина уворованного идет в его кошель? И стоит только утаить хоть монетку – участь «крысы» будет страшной. Хуже, чем у полосуемого кнутом.

Но – третий раз. И судья может заартачиться, потребовать больше, чем обычно. А может и вообще отказать. Ох, что будет, что будет… когда там суд собирается? Через неделю? Ну что за такой закон?! Суд раз в неделю! Глупость же! И что теперь – людям неделю сидеть в темнице и ждать своей участи? Неужели нельзя судить каждый день? Если уж рассуждать по-государственному, то зачем кормить людей лишнюю неделю? А по распорядку им положено два раза в день выдавать кусок лепешки, воду и миску каши. И выдают! Империя стоит на законах и уложениях. И в уложении по тюрьмам сказано, что, даже если узнику назавтра предстоит казнь, вечером и его положено накормить. Утром перед казнью – тоже. Забота о подданных Империи превыше всего! По крайней мере, так это преподносят власть имущие.

Горестные мысли Юсаса прервал шум, лязг запоров. Люди в темнице насторожились, повернули голову в сторону двери. Здесь находилось человек тридцать или сорок – Юсас не считал. Незачем ему считать! Какая ему разница, сколько тут людей? Главное, вовремя подскочить и уцепить лепешку, подставить миску под черпак липкой, похожей на клей каши и в кружку – порцию воды. Не успеешь – твою кашу сожрут, твою лепешку сопрут, а воду выпьют. И сиди потом голодный, изнемогающий от жажды. Всем плевать! Это же темница! Здесь все друг другу недруги, и даже враги! Если только они не из гильдейских – гильдии воров или гильдии попрошаек. Гильдия! Смешно… шайка, банда! Вот как надо это называть. Но зачем? «Гильдия» – как-то приятней.

Неужели будут жратву раздавать? Юсас напрягся, приподнялся с каменного пола, прихватив с собой жестяные чашку и кружку… и уселся обратно, на охапку прелой соломы. Нет, для жратвы еще рано. Это кого-то привели – нового узника.

И правда, дверь с лязгом и грохотом открылась, и в камеру забросили высокого худого мужчину со странно светлыми, почти белыми волосами. Лицо его окровавлено, голова вся в сосульках слипшихся волос. Он был без чувств, потому положенные ему чашку и кружку стражник бросил прямо на тело.