Выстрелы на пустоши

Подбежал к заднему фасаду и спрятался за ним, а потом вдоль боковой стены прокрался вперед. Когда выглянул из-за угла церкви, увидел тела. Трое на лужайке, еще одного убило через лобовое стекло машины. Все мертвые – к бабке не ходи. А на ступеньках церкви сидел священник, преподобный Свифт. Совершенно неподвижно, упер в землю приклад винтовки и смотрел в одну точку. Я вышел из-за угла, держа его под прицелом. Свифт повернулся ко мне, но больше никаких действий не предпринял. Я велел ему бросить винтовку и поднять руки. Он не шелохнулся. Я прошел на несколько шагов вперед. Пусть только попробует поднять винтовку, пристрелю не раздумывая, решил я. Чем ближе к нему – тем больше шансов попасть.

Полицейский рассказывает без эмоций, все время глядя на собеседника.

– Преподобный что-нибудь говорил? – интересуется Мартин.

– Да. Сказал: «Доброе утро, Робби. Я все гадал, когда же ты сюда доберешься».

– Вы были знакомы?

– Да, мы дружили.

– Вот как?

– Да.

– Ладно, а дальше что?

– Я приблизился на несколько шагов. А потом… как завертелось. Мимо церкви, по Темза-стрит, проехала машина. Я старался не обращать на нее внимания, но все же отвлекся. Не успел опомниться, как оказался на прицеле у Свифта. Он улыбался. Я хорошо запомнил ту улыбку. Спокойная такая. А потом он выстрелил, и я выстрелил. Зажмурился и дважды нажал на курок, а затем открыл глаза и нажал еще дважды. Свифт лежал на земле, в крови. Винтовка из руки выпала. Я подошел и отфутболил ее в сторону. Он там на ступеньках вроде как согнулся пополам. Я дважды попал ему в грудь. Не знал, что делать. Да и что я мог сделать? Просто держал его за руку, пока он умирал. Умирал с улыбкой на губах.

В маленьком офисе повисает тишина. Полицейский с напряженным видом смотрит в окно, на юном лбу пролегла тонкая морщинка. Мартин не торопится разрывать молчание. Он не ожидал такой откровенности.

– Констебль Хаус-Джонс, вы еще кому-нибудь рассказывали об этих событиях?

– Разумеется. Трем следователям и в офисе коронера.

– В смысле, другим журналистам или публично?

– Оно и так все выяснится в ходе судебного дознания. Месяца два осталось. Сержант Уокер предложил рассказать вам, но поставил условие – касаться только неоспоримых фактов.

– Значит, вы не разговаривали с моими коллегами? С Дарси Дефо?

– Нет.

– Ясно. В день стрельбы… что произошло дальше?

– Дальше? Ну, я какое-то время пробыл один. Наверное, люди еще прятались. Я зашел в ризницу и позвонил в Беллингтон по церковному телефону. Один звонок – моему сержанту, второй – в больницу. Затем вышел наружу и осмотрел тела. Постепенно из-за деревьев и машин появились люди. Мы уже ничего не могли сделать. Погибли пятеро, все от выстрела в голову, если не считать Джерри Торлини. Тот сидел в машине и получил свинец и в голову, и в грудь.

– Который выстрел его убил?

– Тот, что был первым. Обе раны смертельные.

– Кстати, а погибшие… они все здешние?

– Более или менее. Крейг Ландерс заправлял нашим универмагом. Альф и Том Ньюкирки владели смежными фермами сразу за Риверсендом. У Джерри Торлини был фруктовый магазин в Беллингтоне и орошаемый сад на берегу Мюррея. Хорас Гровнер был торговым представителем и жил в Беллингтоне. То есть все либо отсюда, либо из Беллингтона.

– Все примерные прихожане?

– Похоже, мистер Скарсден, вас повело в сторону. Вы расследуете стрельбу или пишете о Риверсенде?

– Извините. Очень уж любопытно… Объясните вот что: вы говорили, что считали священника, преподобного Свифта, своим другом. Как же так?

– Это важно?

– Думаю, да. Я пишу о том, как та стрельба сказалась на городе. В числе прочего меня интересует отношение к виновнику.

– Ну, раз вы просите. Не вижу, какое это имеет отношение к делу, но здесь журналист вы. Да, можно сказать, мы дружили. Я считал Байрона Свифта хорошим человеком. Более того, особенным. Он приезжал сюда раз в две недели, ради службы, но, когда я пожаловался на свои проблемы с кое-кем из местных шалопаев, помог открыть здесь детско-юношеский центр. Мы вели там дела вместе. Байрон подъезжал вечером по четвергам, а потом стал наведываться и по вторникам. Мы устроили свой центр в одном из разборных домиков на территории школы – в том, что когда-то пострадал от вандализма. Починили его, устраивали спортивные мероприятия: футбол и крикет. Бывало, Байрон возил детишек на речку, к плотине, когда там еще была вода. Меня мальчишки и девчонки почти не замечали, в их глазах я всего лишь городской коп, а Байрон стал для них центром вселенной. Этот человек буквально излучал обаяние, ребята были готовы есть у него из рук. Иногда он ругался, курил, отпускал пошлые шуточки. Им нравилось. Они считали Байрона клевым.

– А вы?

На губах полицейского мелькает сардоническая улыбка.