Выцветающий призрак

Гостевой дом в Андоне располагался рядом с автостанцией. Середина дня, Лиза прошла всего ничего, забралась в хостел, в свою новую комнату, обмоталась двумя одеялами и приняла лежачее положение. Ей было плохо. Вчерашний день выветрился. Теперь и мутило, и ноги леденели, и — вот, вот оно! — нахлынула волна имени Игоря.

Она ведь предчувствовала вчера.

Черт.

Ее по-настоящему знобило. Куда она собралась вечером выбираться? Она же заболевает. Она снова одна, в новом городе, в какой-то абсолютной корейской глуши, благополучно загоняет себя в могилу. Ей надо остановиться. Кое-как, лежа на боку, Лиза сняла себя на телефон. Лицо синее, зрачки расширены, нос кажется непропорционально большим. Ей просто хочется, чтобы ее обняли. Чтобы кто-то был рядом, утешил. Соврал, если нужно. Потому что она не справляется.

Ей не надо идти никуда вечером, ни на какое открытие фестиваля деревянных масок.

…Или можно пойти, если она отоспится, и станет лучше. Она так долго ехала. Купила билет, оплатила хостел. Она должна пойти, не правда ли?

Она вытащила себя на открытие фестиваля.

Пробралась в центр, к зоне ярмарки. Было порядком холодно, так как церемония начиналась вечером, а действие происходило возле реки. Пальто Лиза в поездку не взяла (слишком стильно для вылазки в глубинку). Так что она дрожала, обхватив себя руками и пытаясь прижать ткань кофты ближе к телу.

Утром Лиза села на автобус до Хахве Маыль — деревни под Андоном, где проходила часть фестиваля. Именно оттуда когда-то распространились деревянные маски. Хахве устроилась на округлом клочке земли, с трех сторон огибаемом рекой в форме подковы.

Автобус привез Захарину на остановку, развернулся и уехал. Кругом лес, где-то за ним — река, перед девушкой — дорога. Людей нет, ничего нет. Растут травы и дикие цветы красных и фиолетовых оттенков. Лиза двинулась вперед. Этим утром они списывались с Игорем; он спрашивал, как она, она кидала свою заболевшую фотку. Лиза все еще мучилась, не представляя, как разрешить гнетущую ситуацию.

Сначала появился звук. Резкий звук, напоминающий волынку. И легкий рокот голосов. Девушка пошла на шум.

Между деревней и лесом находилась круглая арена. Несколько ступенек для зрителей — первые ряды сидели прямо на сцене — деревянные колонны и перегородки за спинами, покатая корейская крыша. На возвышении стояли музыканты в традиционных белых костюмах — именно от них исходил мерзкий, едва выносимый звук, который они усердно компенсировали ритуальным звучанием барабанов. На арене разыгрывалось костюмированное представление, таким, каким оно было на протяжении столетий: пьяница и его неверный друг, стремящийся подставить; кокетничающая с монахом жена; двое богатых господ, подравшихся из-за котомки с яйцами. Современной деталью был экран сзади, на котором шли субтитры на японском, китайском и английском языках.

Выйдя с арены, Лиза неожиданно оказалась на входе в деревню. В несколько сторон разбегались тропинки, рядком выстроились желтенькие гольф-кары в аренду. Захарина пошла наугад по самой левой дорожке. Так как деревня была окружена водой, все дороги расходились, чтобы затем сойтись снова.

Ее тропа вела через террасы полей и чьи-то огороды. Небо было облачно-жемчужным, трава пронзительно-желтой. Изредка по этой пастели желтыми мазками проносились гольф-кары со смеющимися в них семьями. Лиза не раз слышала, что Корея очень похожа на Японию, и вдруг она об этом вспомнила. Ее будто втянуло в мультфильм Миядзаки, в его цвета и прорисовку. Лиза вспомнила, как преподавательница языка рассказывала про корейскую осень: цвета, невероятно яркие цвета. Потом должны пойти красные клены, но пока, в начале октября, деревья оставались зелеными.

Она выцветающим призраком бродила среди этой красоты. Словно в вакууме, а вакуум отгораживает от всего окружающего. Оболочка вакуума — боль. Потеря. Она не могла перестать думать. С Игорем с самого начала Лиза старалась все обустроить правильно. Они полгода дружили, затем он ее добивался. Девушка строила свою жизнь на уверенности, что ему небезразлична. Что она в безопасности. Они так хорошо сходились! Лиза была актрисой, он — киноманом. И у него, и у нее были до странности схожие отношения с родителями. Обоих когда-то выгоняли из дома. Оба жили отдельно, сами по себе. Они понимали друг друга с полуслова. И если все это сейчас пойдет насмарку — то сколько же лет она потратила зря?

Загорелый кореец махал ей из огорода и знаками выражал желание быть сфотографированным. Лиза улыбнулась и щелкнула фотоаппаратом. Простые рыжие домики с соломенными крышами сменились улочками с домами покрепче. Выросли стены, ворота, макушки домов обросли черепицей. Она попетляла вслепую по лабиринтам — и вышла к реке и небольшому пляжу.

На песке выстроились несколько фотографов со штативами — заранее занимали выгодные места перед вечерним салютом. За рекой начинались горы, к ближайшей из них курсировал паром.

От пляжа к горе над поверхностью реки тянулись четыре провода — Лиза сначала не обратила внимания. Но в восемь вечера провода подожгли.