Выжить и вернуться

Теперь, пожалуй, она любила мать еще больше, понимая, как тяжело ей противостоять Голлему и всем обращениям, которые наложили маги, чтобы отвратить людей. Раньше Любке она казалась слабой, отчаявшейся и полностью зависимой от обстоятельств. Но теперь думала по-другому. Мать горела в огне и возрождалась из пепла, как птица Феникс, яркой звездой загораясь на короткий миг, срываясь и падая. И каждый раз, в этот самый миг она оживала вместе с матерью и снова ясно видела свой путь, который вел ее к доброму началу, изменив предначертание судьбы. Она смотрела на хрупкую маленькую женщину, и с трудом верила, что четыре долгих года мать провела возле ее изголовья, отбивая одну атаку смерти за другой. Каждый день кормила ее, поила, носила в баню, убирала, заставляла двигать руками и ногами, и тихо мычала, когда боль выходила из ее тела и заставляла биться в агонии – боль, о которой Любка не помнила, боль, которая вырвала ее из бытия на четыре года. И теперь Любка ценила каждую секунду, когда на расстоянии мать позволяла почувствовать ей, что она рядом, прощая ее еще быстрее, чем до той ночи, пока не узнала о себе тайну.

А через три дня вдруг нагрянул Леша…

Он все же сбежал из детского дома. Встретил мать на работе, на одной из улиц, попросив, чтобы взяла его к себе. О себе он ничего не рассказывал, но мать даже обрадовалась, когда его увидела. И сразу позвонила куда следует, чтобы не искали. Правда, на следующий день Леша сбежал еще раз к родной матери, лишенной родительских прав, вернувшись только на следующий день, а к вечеру опять ушел. Так что с утра дома они были одни.

– Я так и знала, не будет он с нами жить, – расстроилась мать. – Не привязывать же его.

Любка согласилась – не будет. За два дня, которые он провел с ними, Леша ни разу не обратился к ней по имени, вел себя, как в гостях, не помог ни дрова принести, ни воды. А когда попросила, перестал разговаривать окончательно, сделав вид, будто не услышал. И оттолкнул Николку, когда тот подошел со сломанной игрушкой, внезапно изменившись в лице.

Похоже, жить с ними Леша и не собирался. Он всегда все делал молча и по-своему, никогда ни о чем не спрашивая. Заставить его поступать как-то по-другому даже Сереже не удавалось, и Сережа не осуждал ее, когда она призналась, что вмешиваться не станет. С Лешей в последнее время отношения и у него не ладились.

– Ну и пусть тогда живет, как хочет, – согласилась Любка, тяжело переживая. – Он уже почти взрослый. Девочки в училище в его годы живут самостоятельно.

– Мать его настраивает, ей пенсия по потере кормильца нужна, которая Лешке положена, – объяснила мать. – Они горло нам перегрызут, если на себя оформлю. Они ж при дяде Андрее богато жили, он теперь так и думает, что я жить не умею.

Мать поставила на стол поднос с горячей стряпней, начала выбирать самые красивые и аккуратные пироги и шаньги, складывая на белую бумагу. В доме вкусно пахло хлебом.

– А это куда? – спросила Любка заинтересованно, помогая матери.

– На работе девки решили Новый год отметить. В пустом зале, где раньше переговорная была. Ты тоже можешь прийти, только веди себя скромнее. И волосы прибери!

Любка радостно приподняла брови, то-то мать такая добрая!

– А когда? Сегодня почты не будет? – обрадовалась она.

Мать посмотрела на будильник, нахмурилась, потом пожала плечами.

– Сегодня одна газета и открытки. Не умрут без них. Алина Федоровна сказала, можно разнести после нового года… Сначала собрание соберут, из райцентра приедут поздравить, должны выдать новую зимнюю форму. Пальто, валенки, шапку, может, костюм для меня привезут, я еще не получала. И подарки на ребят. А домбытовские как раз работать заканчивают, придут после. Я видела, деньги сдавали. Они и про тебя чего-то спрашивали… – вспомнила она, хмыкнув.

– Да-а? – обрадовалась Любка. – Я тогда до Инги схожу и по пути зайду.

– Недолго только. И передай Розе Павловне «спасибо». Ты больше не бери у них ничего. Неудобно, надо бы ей денег отдать. Мы с тобой, как две побирушки. Ладно, хоть за Николку теперь не придется переживать.

Да, Николке повезло. Он теперь выглядел модно, Любка ему не раз позавидовала. Мать Инги, Роза Павловна, на Новый год вдруг решила разобрать старые вещи Юрки, которых у них было полным-полно. Собрала, сложила в мешок и отдала Любке, попросив Ингу помочь дотащить до дому. Мать глазам не поверила, когда мешок перебрали. Так красиво в селе никто не одевался. Здесь было и зимнее пальто, и шапки, и теплых штанов, подшитых болонью, штуки три, и теплые ботинки, и рубашки, и школьные костюмы. Юрка носил вещи так же аккуратно, как Инга, ни одной заплатки.

– Ага, передам. Мам, ну а куда им это все, Юрка давно из всего этого вырос? Все равно бы кому-то отдали или выбросили, – разрешила Любка сомнения матери. Она уже одевалась, натягивая двое штанов. – А можно я Инге вазу покажу и свечку?