Выживает сильнейший

— Ущербная материя?

— Испорченное мясо тоже можно порезать и полить соусом, но к употреблению оно все равно не годится. Слепой не поведет за собой слепых. Им нужен поводырь, как пастух бестолковым баранам.

Он направил шприц вверх; брызнула струйка. Из туалета раздался звук спущенной воды, послышались шаги. Голос Тенни произнес:

— Нет уж, хватит с меня мексиканцев.

Указательным пальцем Бейкер постучал по стеклянному цилиндрику. Спасения нет.

Даниэл, Майло — как же вы смогли бросить меня?

— Уж не надеетесь ли вы на… — Тело мое начала сотрясать дрожь.

— Надежда не имеет к этому никакого отношения, — ответил Бейкер. — То, что вам известно, относится к области предположений, но не фактов. Нет свидетельств. Стерджис тоже остается ни с чем. Всякая игра когда-то должна закончиться. А сейчас мы проверим, насколько истинна ваша вера. Есть ли жизнь после смерти? Очень скоро вы узнаете это. Или, — он улыбнулся, — не узнаете.

— DVLL — вы решили выступить в роли новых дьяволов?

Шприц блеснул в свете лампы.

Подбородок Бейкера напрягся.

— Вы знаете иностранные языки? — раздраженно спросил он.

— Испанский. Изучал немного латынь в колледже.

— Я говорю на одиннадцати.

— Вы же столько путешествовали.

— Путешествия обогащают жизнь.

— Какой же это язык — DVLL?

— Немецкий. Когда речь заходит о принципах, варварские наречия не годятся. Нужна четкость, без всякой галльской манерности.

Замечание Зины о французском. Цитировала своего наставника.

Игла начала опускаться.

— Так что же это значит?

Бейкер молчал, лицо его стало мрачным, почти печальным.

Даниэл, Майло… и дружба имеет пределы… еще одна иллюзия…

— Хлорид калия? — сделал я третью попытку. — Добровольный палач. В тюрьме хотя бы предлагают транквилизатор.

— В тюрьме предлагают и последний обед, и молитву, и повязку на глаза, — проговорил вошедший Тенни. — Система насквозь лицемерна и хочет сыграть в гуманность. — Он громко засмеялся. — Система даже находит время на то, чтобы протереть место инъекции

спиртом. Предохраняя смертника от чего? Система — дерьмо.

— Не беспокойтесь. Разрыв сердца не заставит себя долго ждать, — утешил меня Бейкер.

— Прах возвращается к праху. Круговорот материи.

— Разумно. Очень жаль, что мы так и не смогли провести побольше времени в беседе.

— Приговор приведен в исполнение. — Я с трудом подавлял рвущийся наружу крик, раковой опухолью теснивший мне грудь. — В чем же моя вина?

— Ох, Алекс, — Бейкер вздохнул, — вы разочаровали меня. Вы так и не поняли.

— Не понял чего?

Он печально покачал головой.

— Нет никакой вины, есть только ошибки.

— Тогда почему же вы стали полицейским?

Игла опустилась еще ниже.

— Потому что эта работа предоставляет массу возможностей.

— Ощутить свою власть.

— Нет, власть я оставляю политикам. Защита закона дает широкий выбор. Выбор возможностей. Порядок и хаос, преступление и наказание. Правилами можно играть, как шулер играет в карты.

— Когда придержать, когда передернуть. — Тяни, растягивай каждую секунду, не смотри на иглу. Робин… — Кого арестовать, кого оставить на воле.

— Совершенно верно. Еще одно развлечение.

— Кому позволить жить, кому… Вы многих убили?

— Я давно забросил счет — он не имеет значения. В этом-то и суть, Алекс: материя ничего не значит.

— Какой же смысл убивать меня?

— Потому что я так хочу.

— Потому что вы можете.

Бейкер сделал шаг.

— Из них не ушел ни один…

И ничего не изменилось, никаких последствий. Это помогло мне раскрыть глаза на то, что следовало понять много раньше: смысл — в новизне ощущения. Личность стремится проводить досуг наименее обременительным и скучным для себя способом. Мне, например, нравится наводить порядок в доме.

— Выметая из него грязь.

Он не ответил.

— Элита с мусорным совком в руке.

— Никакой элиты не существует. Есть просто люди с меньшим количеством недостатков. Мы вместе с Уилли тоже закончим свой век тем, что будем кормить червей, как и все остальные.

— Только наши черви будут умнее, — вставил Тенни и подмигнул мне. — До встречи за шахматами в аду. Прихватите с собой доску.

— Новизна ощущений, — бросил я Бейкеру.

Он вновь отложил в сторону шприц и расстегнул рубашку, обнажив загорелую, без единого волоска грудь с чудовищными следами шрамов.

Их было множество, нитевидных и в палец шириной, разбросанных как попало.

С гордостью продемонстрировав мне старые раны, Бейкер застегнулся.

— Я долгое время считал себя куском чистого холста, на котором всякий может малевать что угодно. Но в конце концов это приелось. Будьте добры, не нужно разговоров о жалости.

— Скажите хотя бы, что значит DVLL.

— А, это, — рассеянно произнес он. — Всего лишь цитата из герра Шикльгрубера. Исключительная посредственность, баловался пошлыми акварельками, но отдельные фразы, надо признать, ему удались.

— «Майн кампф»?

Бейкер подошел почти вплотную, обдав меня своим свежим дыханием и запахом чисто вымытой кожи. Как же он выносил присутствие Тенни?