Выжившие

Томи облокотилась на стойку:

– Так вот, она сказала…

– Слушай, можем поговорить в другом месте, а не здесь, в темноте, словно в романе с Филипом Марлоу [4]?

Мы поднялись к ней в номер, и Томи налила мне выпить. Ее запасы ворованного алкоголя впечатляли. К моему удивлению, она достала пачку кондитерского шоколада, отломила кусок и сунула в рот.

– Не смотри на меня так, – сказала она с набитым шоколадом ртом. – У шоколада для готовки качество хуже, чем у настоящего шоколада.

– Где ты ее взяла?

Она помолчала, пока прожевала и проглотила шоколад.

– У них в холодильниках полно всякой всячины. Там целые комнаты еды. Я подкупила Натана. Хочешь немного?

– Чем ты его подкупила?

Она ухмыльнулась:

– Так ты хочешь или нет?

– Отказываться не стану.

Странное чувство – пробовать ужасный по качеству кондитерский шоколад, одновременно понимая, не факт, что до конца жизни доведется попробовать что-то лучше. Поэтому мы прикончили всю пачку вдвоем.

– По словам Мии, они говорили, что ты собираешься что-то выяснить. София волновалась, а Дилан сказал, чтоб она не беспокоилась. Просто надо следить за развитием ситуации. Не знаю, насколько точно она перевела.

Что-то в этом роде я подозревал с самого начала из-за их неизменно странной реакции.

– О чемоданах что-нибудь говорили?

– Нет. Я бы не поняла в любом случае, но Миа не упоминала чемоданы.

– Значит, чемоданы все еще в отеле.

Озорная улыбка.

– И у тебя все еще есть запасные ключи. Если бы Дилан забрал их, сейчас это выглядело бы слишком подозрительно.

Я оживился:

– Может, пойдем поищем?

– Скоро стемнеет, не люблю передвигаться на ощупь. Особенно после всех этих долбаных историй об отеле.

– Ладно, тогда утром?

– Откуда такая уверенность, что я и дальше буду шпионить за людьми в качестве твоего напарника? – спросила она, снимая сапоги и закидывая ноги на кровать. – Ты просто ничтожество. Про Дилана и Софию я рассказала только потому, что так правильно. Хочу, чтобы ты нашел убийцу той девочки. Но я не твоя Скалли [5]. Теперь можешь идти.

Я все еще держал стакан, так ничего и не выпив из него, и медленно поставил его на комод:

– Слушай, мне правда жаль, что я наговорил тебе всякой ерунды.

– Не сомневаюсь, но это ничего не меняет. Иди уже!

Я заметил рядом со стаканом кактус:

– Откуда он у тебя?

Томи посмотрела, куда я указывал:

– Да так, пустяки.

– Раньше его здесь не было. Я не помню его.

– Можешь просто уйти?

– Ты взяла его в супермаркете?

– Да, я взяла его в супермаркете, – со вздохом ответила она, – потому что у нас был дурацкий разговор о декоре. Но теперь я тебе его не отдам.

Она покраснела и принялась вычищать грязь из-под ногтей.

Я чувствовал себя ужасно – настолько виноватым, что почти обиделся на нее.

– Ты не виновата, – произнес я.

– Я знаю!

– И я не виню тебя в том, что случилось.

– Прошу тебя, уходи.

– Нет, никуда я не уйду. – Я присел на край кровати и заметил, как она напряглась. – Наговорил тебе всякой ерунды, я врал.

– Я знаю.

– Поверь, на самом деле я так не считаю. И наговорил со злости. Но я зол не на тебя, просто бесцельная злость… на все! Понимаешь, я злюсь на все!

Едва заметно нахмурившись, она потерла глаза:

– Меня не интересует, почему ты это сказал. Я не принадлежу тебе, чтобы ты срывал свою злость на мне.

– Понимаю.

– Тогда почему ты все еще здесь? Сказала же тебе пять раз – убирайся! Хочешь – забирай дерьмовый кактус!

– Я здесь не из-за дерьмового кактуса.

– Но и не из-за меня! Ты здесь, чтобы оправдать себя, и очень боишься, что дальше придется спать одному. Меня достало, ты разговариваешь со мной как с пустым местом! Если у тебя проблемы, то иди срывайся на ком-нибудь другом!

Протянув руку, она столкнула меня – физически столкнула – с кровати.

Я не знал, что сказать. До меня только теперь дошло, что, похоже, я все непоправимо испортил без всякой причины и потерял единственного друга в отеле.

Скрестив руки на груди, она смотрела в пол, ее лицо застыло, а взгляд оставался невидящим.

Я хотел снова извиниться, но передумал, поэтому сказал:

– Спасибо за помощь. На самом деле я очень ценю ее и надеюсь, ты это понимаешь.

Само собой, она промолчала, да и не стоило ждать ее ответа. Страдая от неловкости и невыносимой грусти, я решил, что сказал достаточно, и наконец вышел из номера.

Теперь вечерние сумерки проходили быстро, и в коридоре было уже так темно, что через час или около того вернуться к себе без свечи или хотя бы спички было бы проблематично. По пути к лестнице я встретил Таню. Она вела детей Иобари к их родителям. Акио что-то крикнул мне, и я помахал рукой в ответ. Он и Рёко помахали мне.

Таня ничего не сказала.

Я не мог отделаться от мысли о кактусе. Каждый раз, вспоминая его, чувствую, как что-то сжимается у меня в груди. Я вдруг понял, почему идея моей полезности не совсем работала. Единственное, что нам как виду стоило бы сохранить – и что на самом деле имело значение и могло бы мотивировать нас вставать по утрам, – заключалось в маленьких актах человеческой доброты по отношению друг к другу. В своем стремлении быть полезным, помогать другим, оказывать поддержку я нередко забывал быть добрым.