Выжившие. Что будет с нашим миром?

– Нет, нет. Но сначала я хотел бы ответить на ваше первое утверждение – относительно христианства. Я не считаю, что христианство – мертвая вещь. Действительно, если посмотреть на очень секуляризированное общество западноевропейских стран, такие мысли могут прийти в голову, но давайте посмотрим на вашу страну, где религия, наоборот, набирает силу, на другие восточноевропейские страны… В странах Азии, Африки религия тоже играет огромную роль. В общем, регион, где жизнь стала очень светской, совсем невелик.

Что касается ислама, то я совершенно не считаю, что он идет по пути превращения просто в культурную традицию. Нет, я полагаю, он развивается, созревает и успешно отвечает на вызовы времени. Но отвечать на эти вызовы надо исходя не из религиозного догматизма, а исходя из этических категорий.

– Вы полагаете, что ислам сможет стать в одно и то же время и сильнее, и толерантнее?

– Толерантнее? Это слово не подходит к религии. Толерантными должны быть люди, а не религия. И неважно, говорим ли мы о христианстве или исламе. В истории ислама есть примеры исключительно толерантных людей, которые жили в далеком прошлом, и одновременно сегодня можно увидеть не толерантных людей. То же самое можно сказать и про историю христианства и иудаизма.

Что же касается силы ислама… Понимаете, силу понимают по-разному. Я-то считаю, что сила в вере, а некоторые полагают, что сила измеряется количеством, например, количеством мусульман, живущих в Европе. Что касается последнего, то, да, думаю количество мусульман в Европе будет расти, но, повторюсь, сила на мой взгляд определяется не этим.

– Вы призываете к формированию «нового Мы», в рамках которого будут чувствовать себя комфортно люди разных религиозных убеждений. Но что это будут за рамки? Европа? Весь мир?

– Когда я говорю про «новое Мы», я в первую очередь имею в виду общее пространство закона. На мой взгляд очень важно сформировать пространство, в котором будут общие, всеми принятые и уважаемые законы, и отношения с этими законами будут одинаковыми у всех – христиан, мусульман, иудеев, буддистов, неверующих.

– В последнее время много спорят о судьбах государства как института. Есть мнение, что государства обречены слабеть, а им на смену будут приходить новые формы человеческих сообществ…

– Мне кажется, что с точки зрения демократии и плюрализма роль государств остается очень важной. Государство это именно та структура, которая позволяет воплотить в жизнь концепцию равных прав и отсутствия дискриминации. Хотя, конечно, многое зависит и от того, как те или иные новации воспринимаются на местах. Возвращаясь к «новому Мы», я бы сказал, что решение об этом должно рождаться на национальном уровне, а преломляться и воплощаться на местах.

– В России у многих складывается ощущение, что Европа постепенно начала закрываться…

– Долгие дискуссии о национальной идентичности и ее размывании, об эмигрантах приводят к тому, что границы начинают закрываться для эмигрантов; одновременно прошлое начинает преподноситься как чисто христианское прошлое, а будущее видится без Турции, да и без России…Эта замкнутость во многом базируется на экономических интересах. Это как раз один из сегодняшних вызовов.

– Вы как европеец, как лидер европейской исламской общины готовы увидеть Россию в составе Европы?

– Для меня здесь нет проблемы. Для меня это вопрос принципа. Как только мы вместе с вами устанавливаем общую систему ценностей, которую мы вместе продвигаем, так, естественно, появляется и возможность для вас стать частью общей Европы. Я полагаю, что если мы договариваемся об общих правилах жизни с теми или иными странами, то эти страны могут стать частью Европы. Это касается Турции, это касается России.

– Вас неоднократно обвиняли в антисемитизме. Вероятно, это связано с вашей позицией по Израилю и Палестине?