Вызовы Тишайшего

– Сын мой! Верь мне, нет твоих грехов, скоро настанет великая минута, молись!..

Все трое стали на колени иезуит начал читать молитву. Иезуит взял из темного угла и положил на стол железную форму для пули, вынул осторожно тигель и приказал Томашу молиться усерднее. Томаш, на коленях, скрестив на груди руки, опустил голову и читал молитвы. Слышал, как расправленное серебро с шипением вливалось в форму, как вынутая пуля брякнула в чашу и звонко заходила по гладкому дну. Стрелок машинально повторил за иезуитом страшные клятвы и опомнился тогда, как иезуит и ксендз приказали ему встать, положили ему на ладонь блестящую серебряную пулю, испещренную латинскими словами проклятия, и запели протяжно. Крепко сжал стрелок Томаш в руке серебряную мистическую пулю и пошел домой…

О том, что и как произошло с Иваном Золотаренко, существует несколько версий. И все эти версии Тишайший царь захотел услышать от послов в присутствие вызванных в царские палаты Кремля патриарха Никона и митрополитов, а также близкого круга думных бояр. Сбор был назначен в связи с угрозой вступления в русско-польскую войну Швеции и Крыма. Но сперва Тишайший решил всё узнать о гибели своего верного союзника, на которого он возлагал самые большие светлые надежды после измены полковника Поклонского.

Сначала посол из Белой Руси изложил слово в слово наиболее достоверную версию гибели нежинского полковника и наказного гетмана Ивана, что нашло отражение в летописной «Истории русов или Малой России», составленной, архиепископом Могилевским Георгием Конисским. Согласно посольскому рассказу всё произошло следующим образом. Когда бравый полковник Иван Золотаренко триумфально въезжал в Старый Быхов, то с колокольни сверху раздался выстрел, сразивший гетмана наповал, ибо пуля попала прямо в его сердце. Казаки тут же схватили стрелка, им оказался органист местного костела, служитель костела Томаш.

Царь внимательно посмотрел на посла и спросил, твердо и прямо глядя тому в глаза:

– Как же выяснили, что стрелял органист?

– Мне передали свидетели гибели Золотаренко, что «прогремел громкий выстрел», казаки обернулись на выстрел и увидели человека с ружьём. Этот Томаш был невероятно испуган, бледен был, как полотно, пока его тащили вниз, он плакал и кричал, что его обманули…

– Кто его обманул, – спросил свистящим шепотом Тишайший, – договаривай, кто и как обманул этого меткого стрелка…

Посол пожал плечами и еле слышно прошепелявил:

– Мне неведомо об этом знать… Так мне сказали свидетели, стащили органиста с колокольни, связали и допросили… Потом убили, наверно…

– Это ясно, – Тишайший заиграл желваками, – допрашивать и пытать, и казнить везде умеют… Что у нам в Москве, что в землях Белой Руси…

Посол, видя явное неудовольствие царя тем, что тот не получил ответ на вопрос, «кто и как обманул стрелка Томаша», всё же в деталях рассказал, что на допросе стрелок-органист признался в следующем. Мол, на покушение его подбили отцы-иезуиты, обещав за убийство жестокого тирана, будущего гетмана Белой Руси вечное загробное блаженство, снятие его всех прошлых грехов, а его детям, семье полный пожизненный пансион от иезуитского Ордена.

Патриарх Никон привстал и обратился к царю:

– Стрелка-органиста Томаша обманули латиняне. Иезуиты сказали ему, что выстрел серебряной пулей будет бесшумным. Стрелок не мог это проверить до мгновения выстрела…

– Почему, – спросил царь, – ему пришлось стрелять в абсолютной уверенности, что выстрел будет бесшумным?.. Ему дали всего одну пулю?..

– Именно так, всего одну, чтобы он не мог проверить у себя дома, где-нибудь в саду бесшумность выстрела серебряной пулей. Никто ещё в мире, государь, не придумал, как стрелять из ружей, пистолетов бесшумно. Вот меткий бледный стрелок и вопил, что его латиняне-иезуиты обманули. Ведь будь выстрел бесшумным, никто бы наверх и не глянул и не увидел застывшего от ужаса и изумления человека с ружьем.

А посол рассказывал новые странные вещи, о которых он был наслышан от свидетелей происшествия в Быхове: пуля, вынутая из тела «заговоренного» гетмана, оказалась серебряной и тоже заговоренной. Отлитая из ритуальной чаши, с таинственными надписями проклятия на латинском языке, Только таким снарядом можно было поразить казацкого предводителя, в которого будто бы «вселился Диавол», ибо пуля его не брала – заговоренного и бесстрашного.

– Действительно, серебряная пуля попала Ивану в сердце? Он меня на пиру в Смоленске уверял, что любая другая пуля, та же свинцовая, попавшая ему в сердце, не лишит его жизни?

Посол скорбно поглядел на царя и выдохнул, как на духу, со слезами на глазах:

– Казаки подбежали к своем наказному гетману, сняли верхнюю одежду с него и увидели самолично, что пуля попала ему прямохонько в сердце… И последние слова полковника были такие: «Враги мои прознали про мое слабое место: меня можно убить только серебряной пулей в сердце. Об этом я только раз проговорился…»

– Это он мне так сказал, – выдохнул Тишайший, – с хмельных глаз под винными парами на пиру у стен Смоленска… А кто-то подслушал…