Взаперти

– Последние новости к этому часу. Около четырёх часов назад здание вокзала захватили террористы. Переговоры не увенчались успехом. Снаружи были слышны выстрелы и крики людей. Мы не знаем, кого они успели убить и сколько осталось в живых.

Сигнал опять пропал, но через пару секунд появился:

– Прошло уже шесть часов с момента захвата здания вокзала террористами. На место прибыл мэр города.

– Скажите, возможен ли штурм, и сколько ещё нам ждать?

– Следует быть осторожными, – сказал мужской голос, – там прежде всего невинные люди.

– Но террористы их убивают…

– Дело в том, что при штурме может погибнуть ещё больше людей. По нашим сведениям, у этих подонков немало взрывчатки.

Радио опять затрещало, мы переглянулись все.

– Что, чёрт возьми, происходит? – смотрел на приёмник Полянский.

– Всё уже хорошо, всё хорошо, – улыбался старик.

Хосефа улыбалась тоже, смотря на яркий свет из окна.

Радио снова включилось:

– Буквально несколько минут назад спецслужбами города было принято решение пустить усыпляющий газ. Скажите, может ли это помочь при штурме и почему газ не пустили раньше?

– Концентрация газа должна быть высокой, чтобы нападавшие не успели его заметить. А большая концентрация такого газа может привести и к летальным исходам, но мы надеемся…

– Вы слышите, начался штурм!

На фоне голоса журналиста послышалась отдалённая стрельба.

Я вскрикнул от боли.

Сигнал снова пропал.

– Простите, я вас так и не осмотрел, – склонился надо мной Полянский. – Поднимите рубашку, Берроу.

– Я уже поднимал.

– Повернитесь спиной.

Я повернулся.

Полянский молчал, как и Хорхе.

– Что там?

– Вам стреляли в спину. У вас пулевое, – сказал виновато Полянский, – и как же я раньше вас не осмотрел… Должно быть, кто-то из тех подонков всё-таки в вас попал.

Дверь тамбура отворилась, занося с собой голоса и шаги. Я никогда не слышал тех голосов. Люди приближались к нашим дверям и встали толпою. Это были они.

Все, кто ещё минуты назад были мертвы в тех самых вагонах, все оказались живы. Они смотрели на нас, смотрели на свет, бьющий из окон, и тоже ничего не понимали. Их раны затянулись и будто исчезли. Да, ни на одном из них не было ран. Я потрогал свою поясницу.

– Посмотрите-ка меня ещё раз.

Полянский поднял мою рубашку и обомлел.

– Ну, что там? Ну, говорите.

Он молчал.

– Там ничего, – сказал, смеясь, Хорхе, – всё затянулось!

– Но это же невозможно! – Полянский смотрел на меня, на Хосефу, что сияла здоровым румянцем, на покойников без признаков смерти, и не мог ничего сказать.

Радио опять затрещало:

– Мы находимся в центральной больнице города Отаго, – передавал репортёр. – И к нам только что вышел главный врач. Скажите, почему многие пациенты были без сознания и пришли ли они в себя?

– Мы полагаем, – отвечал размеренно доктор, – что концентрация усыпляющего газа была увеличена в несколько раз, что привело к затяжной асфиксии и потере сознания.

– Руководитель группы захвата сказал нам, что у них не было другого выхода, – протараторил опять репортёр.

– Я лишь констатирую факт. Люди с множественными ранениями получили ещё и огромную дозу усыпляющего газа. Такое расслабленное состояние могло лишь усилить кровотечение. Более того, пациенты с проблемами сердца могли умереть от инфаркта, а кто-то мог просто забыть, как дышать.

– Забыть, как дышать?

– Иногда этот газ оказывает пагубное влияние на мозг.

– Но многих всё же удалось спасти?

– Безусловно. Кого-то мы просто с того света вытаскивали. Можно сказать, они уже были на пути на тот свет.

– Есть ли среди погибших дети?

– К счастью, нет, всех детей удалось спасти.

Получается, думал я, все, кто вышли или исчезли из поезда, на самом деле спаслись? И Дебора, и легко раненные пассажиры, и этот мальчишка с французским акцентом, и исчезнувший мистер Бенсон, и Нил, и женщина с лёгким ранением, и её муж, спрыгнувший следом. Получается, Хорхе был прав и все они живы? А мы, выходит, что нет? И тут я понял, чем был этот поезд и куда он нас вёз…

На тот свет.

Мы мчались на тот свет. Мы так и не сели в тот поезд. Нас захватили ещё на вокзале и расстреливали по одному. И всё это время мы были между – между жизнью и смертью, между этим миром и тем, ожидая, пока нас спасут. Как хорошо, что другие спаслись, как хорошо, что они успели…

Поезд въехал в огромный туннель. Хосефа заулыбалась, глаза её сияли как никогда, каким-то всепоглощающим счастьем, старик Хорхе помолодел, ему было сейчас лет сорок, Полянский, кажется, плакал, и то были слёзы счастья. Господи, как же легко! Перед глазами пролетела вся жизнь. Поезд нёс нас на свет, через свет, в его благостные объятья. Мне казалось, я тоже им стал, этим вселенским светом. Я дышал так легко и спокойно, что не боялся уже ничего…

Мы приехали.

Конечная.

Всё.