"Много от него удовольствия и радости!" - подумала Надежда Павловна.
- Вот у меня так еще мал... мне долго не дождаться. А может быть, и совсем не дождусь, - произнесла, почти со слезами на глазах, Марья Николаевна.
"Немного, кажется, и ты-то от своего постреленка радости получишь!" - подумала Надежда Павловна, а потом, обратясь к сыну, она спросила:
- Хорошо погостил у тетеньки?
- Да-с, она теперь на богомолье уехала.
- Что такое? Прежде она в такую распутицу никогда не ездила.
- Не знаю-с!.. А мне на станции рассказывали, что Соня помолвлена, - прибавил Виктор скромно.
- Да, за богача и за генерала... за прекрасного человека, ответила Надежда Павловна.
- Бесподобный человек! бесподобный! - подтвердила Марья Николаевна.
- Ну, так вот, значит, поздравляю! - проговорил Виктор, нежно смотря на сестру.
Коля между тем, заметив у нового гостя саблю, перебрался к нему.
- Что это у тебя, сабля? - спросил он его дерзко.
- Сабля, душенька! - отвечал Виктор.
- Дай мне!
Виктор вынул.
- Не беспокойтесь: она не отпущена, - успокоил он Марью Николаевну.
- Это каска? - спрашивал Коля.
- Каска!
- Дай мне ее.
Виктор сейчас же ловко подвернул в каску платок и надел ее на голову Коле. Мальчик, с обнаженной саблей, стал ходить и маршировать по комнате.
- Ах, да он отлично марширует!.. Прекрасно! прекрасно!.. раз, два!.. раз, два!.. - командовал Виктор. - Чудесно! - прибавил он, обращаясь к Марье Николаевне, которая была в упоении.
Петр Григорьевич, думая, что сын в самом деле искренно хвалит Колю, тоже повторял: - "Отлично! бесподобно!".
- Удивительный ребенок! - восклицал Виктор.
Марья Николаевна наконец начала собираться домой, но Коля никак не хотел оставить ни каски ни сабли.
- Полно, душечка, как это возможно! - заикнулась было мать.
- Нет, нет, мамаша!.. - закричал он, задрыгав руками и ногами.
- Боже мой! оставьте у него, - говорил Виктор.
- Но мне, право, совестно! - произнесла жеманно Марья Николаевна.
- Нет, нет, мамаша, - повторял Коля и разревелся так, что его едва сунули в карету, не взяв у него ничего.
Когда проводили губернаторшу до сеней и все возвращались в комнаты, Виктор подошел к матери.
- Маменька, я могу у вас остаться? - проговорил он несовсем твердым голосом.
- Останься, тебе комната приготовлена, - сказала Надежда Павловна, показывая на видневшуюся через сени комнату, и затем, ничего больше не сказав, ушла к себе.
Виктор на несколько мгновений попризадумался, а потом повернулся и пошел в показанное ему место.
20
Капелька поэзии и море прозы.
Последнее время у Сони гостила дочь их хозяина - священника, Маша - молоденькая, прехорошенькая собою девушка, преумненькая, но в то же время пресмешная: повеселиться, похохотать, а пожалуй, и поплакать была охотница. Сначала она робко ходила к Соне, а потом все чаще и чаще, и теперь выпросилась у Надежды Павловны шить Соне свадебное белье. Дела этого она была великая мастерица: точно по линейке, по размеру, ее маленькая ручка выводила мельчайшие строчки на белье. Сама Соня не умела иголки взять в руки.
Они уже с час сидели вдвоем. Соня, чем ближе подходила ее свадьба, тем становилась грустней и грустней. Маша между тем все что-то егозила на стуле.
- Софья Петровна, можно свадебную песенку спеть? - проговорила наконец она робко.
- Спой, - отвечала та.
Маша звонким, но в то же время мягким голосом запела:
"Не на девичье гулянье
Собирается, снаряжается
Наша Сонюшка".
- Ох, полно - перестань, не надсажай ты меня, - воскликнула вдруг Соня и залилась горькими слезами.
- Чтой-то, барышня, вы все плачете? Хорошо ли это! - утешала ее Маша, сама готовая расплакаться.
- Тошно мне, Маша, тошно! - говорила Соня, пересаживаясь к подруге и обнимая ее.
Маша была совсем счастлива.
- Что же вам тошно-то? - спросила она.
- Замуж не хочется итти... - Соня не кончила.
- Али вам не люб жених-то?
- Да... Я люблю другого! - прибавила Соня уже шопотом и скрывая свое лицо на груди Маши.
- Дело-то какое! - произнесла та, качая головой: - для-че ж вы, барышня, за того-то нейдете?
- Молод он очень, да и мать у него скверная! - произнесла Соня.
- Поди ты! - удивлялась Маша.
- А тебе, Маша, нравится кто-нибудь? - спросила Соня, уставляя на подругу свое пылающее лицо.
- Нету еще, - отвечала та наивно: - вон к папеньке семинаристы ходят, да нехороши только: нескладные такие!
- А что, Маша, как выйдешь замуж, другого любить грех?
- О, что за важность, ничего! Вот в нашем званьи, так нельзя!
- Отчего же у вас нельзя?
- Ну, батюшку-то расстригут, как попадейка-то полюбит другого.
- Стало-быть и нам нельзя! - проговорила Соня печально.
Так журчали их тихие голоски, как бы чистый, маленький ручеек среди неприступных скал и гор окружавшей их действительности.