Взгляд Ангела, или По следам жениха

Мать усадила невесту на заднее сиденье черной волги, пряча в платке слезы, понимая, что воспротивится многовековой традиции она не может, да и с рождения своих дочерей таджикские матери знают, что их в ранней юности (по меркам русской морали) отдадут мужчинам. Я с любопытством наблюдала проводы, приметив, что жениха нет в поле зрения. Фая сидела фарфоровой куклой, я и мать толклись возле раскрытой двери машины. Из дома вышла толпа мужчин, «Колобок» низеньким ростом маячил за рослой родней, но его присутствие я чувствовала. Жених сбежал с крыльца последним, избавившись от объятий тестя и быстро обогнав толпу, направился прямо на нас. Я щелкнула фотоаппаратом, направив его на жениха. Он мельком взглянул на нас, как на назойливых мух, мы отошли в сторону. Уселся на заднее сиденье, не удосужившись захлопнуть дверку или понимал, что рукопожатий ему не избежать, чем и занялся следующих полчаса. Закончив экзекуцию церемонии прощания, «Колобок» подошел к нам. Женщина прятала глаза, а я пялилась на его тюбетейку (головной убор у таджиков), понимая, что как сувенир, она выглядит богаче, чем та, что на моей голове красовалась.

– Что завидуешь, хороша, да? Ручная работа местных мастериц. – «Колобок» снял ее со своей головы и добавил. – Ну что, обмен произведем, не глядя? – он улыбался.

Я с радостью бросилась к «Колобку» на шею, звонко чмокнув в щеку, и ухо, изображая жутко обрадованную непоседу, понимая именно такой реакции, ждал от меня начальник. Заглянула в его счастливые щелочки, из которых выбилась слезинка, то ли от жаркого солнца, то ли от счастья, водрузила на его кругляш свою тюбетейку, вышивка которой была скромнее, но тоже не из худших работ мастериц. Оглянулась, сообразила, что отъехала волга, увозя мою подругу Фаю в неизвестное направление.

– Илья Николаевич мне ее жаль, – грустно проговорила я, глядя на клубы пыли.

– Это традиция таджиков, с ней не поспоришь, но мне жених показался темной лошадкой, но я хочу верить в добро, пусть жизнь Шарафат сложится счастливо. Я не безучастен к ее судьбе, она крошкой росла у нас. Старухе моей было скучно, мы забирали её к себе, – он махнул рукой. – Пошли в дом. Погуляем денька два и поедим на Север. Смотри, ты как загорела. Лето начинается. Дел под накопилось, завтра на щелкай природы. Рубрика «Обо всем» освежиться, – он вдруг вспомнил, что является руководителем и дал мне указание поработать.

– Слушаюсь мой «Генерал», – я повисла на его руке, двигаясь в дом, весело делилась впечатлениями о природе, погоде и людях.

В Таджикистане я много нового открыла для себя. Начну с того, что так тесно познакомилась с другой национальностью. Этот гостеприимный народ на дарил нам кучу разных безделушек. Интересно и искусно сделанные плётки, которые они называли «Камча», видимо в переводе «Бич». Предлагали разные ремни из чистой кожи, я выбрала себе один, повесив на бедра, решила не расставаться с такой красотой. Все подарки пришлось складывать в большой баул. Я положила в баул двадцать пар носков из натуральной козьей и овечьей шерсти. Поблагодарила мать Фаи, подчеркнув умение тетушек Фаи вязать теплые вещи. Мне досталась огромная шаль из ангоры, я не думала о холодах Севера, а мать Фаи одела шаль на мои плечи в жару, сказала: «она согреет и охладит, у тебя жизнь впереди. Твое преимущество в национальности». Я понимала, как она любит свою Фаю и как умна эта женщина, но традиции предков, запрещают женщинам показывать свой интеллект. Я с любовью прижалась к ней, всем телом, мы были в комнате одни. Она больше не смогла удерживать слезы и обливаясь ими плакала, одна за всех предков женского пола, без криков и причитаний, молча, трагично, потоком соленой лавины, слезы впитывали в шаль, которая висела на моих плечах. Я переживала за нее, за ее любовь к Фае и беспомощность. Я все, что могла сделать, сделала – это гладить по голове страдающую женщину, с головы которой давно упал платок и с силой закусить губы. Нам никто не мог помешать, эта половина в доме женская и здесь обитают только женщины, уважая старших, а мать Фаи здесь старшая.

Почему я покидала Кизляр с тяжелым сердцем, я не понимала, что-то во мне надломилось? Я интернатовская, я сирота и любовь матери только в моих желаниях, но я понимала, что дело вовсе не во мне, а в чем-то другом.

Глава №5

Взрослеют не годами, а душой

В Томск мы прилетели ночным рейсом, я вытащила из сумки шаль с ангоры, она в ночную прохладу меня согрела, шерсть комфортно окутала мою фигуру, я чувствовала себя взрослее, обновленной. Даже «Колобок» это заметил, вглядывался в моё лицо, прислушивался к голосу.

– «Яр и Слава», ты стала взрослой девочкой, – как-то тихо и душевно проговорил Илья Николаевич. – Много таинственного дала тебе поездка в Таджикистан, я чествую твои перемены, которые светятся в твоих глазах.

– Наверное, я поняла, как мне важно осознавать вашу отцовскую заботу. Я ведь интернатовская, – почему-то со слезами в глазах, немного хрипловатым голосом проговорила я.