Взгляд Медузы

— Лучше бы вам не попадались такие старые женщины, — сказал Аксель, но Сольвейг пропустила его слова мимо ушей:

— Я думала об этом всю ночь. Это знамение, Аксель, много ужасного должно исполниться, и если я и, может быть, еще горстка людей поняли его, то я обязана предостеречь. Вот чего хотела от меня та старуха.

Она произнесла все это так убежденно, что Аксель понял: придется ему снова звонить в Уллеволскую больницу и выражать свою озабоченность по поводу очередного пациента, выписанного раньше времени. Он знал, что лучше ее не расспрашивать больше. И все же не удержался:

— Когда вы здесь были в последний раз… вы говорили о каком-то человеке, которого вы видели около здания администрации в Майурстюа. Человеке, похожем на меня.

Она смотрела в пол. Казалось, она не расслышала вопроса, и слава богу, подумал он, потому что, задав его, сразу же пожалел об этом. Тут она подняла глаза и посмотрела на него:

— С тех пор он не показывался, Аксель. Но он явится. Только после того как произойдет все ужасное, он явится снова. Я предупрежу вас. Вы узнаете об этом раньше всех остальных.

Когда он уже запирал кабинет, зазвонил телефон. Его прямой номер знали немногие. Мириам была одной из них. На дисплее высветился городской номер Осло. Аксель снял трубку и ответил. Мужской голос на другом конце провода представился как Хендрик Давидсен, четко выговорив «д» в середине своего имени.

— Моя жена — ваша пациентка, — пояснил он. — Ей было назначено прийти к вам сегодня днем.

— Да, правда, — ответил Аксель, — Сесилия Давидсен. Она не пришла на прием.

— Вот поэтому я и звоню. Ее никто не видел со вчерашнего дня.

Аксель опустился в кресло:

— Да что вы? Разве не вчера она должна была явиться на прием в Уллевол?

— Да, вчера. Она ушла из больницы в четверть пятого. И после этого она не подавала никаких признаков жизни. Раньше за ней никогда такого не наблюдалось.

Тон Хендрика Давидсена был деловым, но Аксель слышал, как его голос дрогнул на словах «признаки жизни».

— Вы, конечно, сообщили в полицию?

— Они объявили ее в розыск, но больше не могут ничего сделать. Пока, по крайней мере…

Что значит покав такой ситуации, Аксель предпочел не спрашивать. Он проинформировал мужа Сесилии Давидсен о ее заболевании. Тот, похоже, уже знал об этом. К счастью, он не стал поднимать тему посещения Акселем их дома с сообщением о результатах анализов, но он подробно расспросил, как его жена отреагировала на сообщение о диагнозе. Аксель постарался рассказать все так, чтобы в его словах не было и намека на что-либо, что могло бы усилить беспокойство мужа. Еще оставалась надежда на то, что не случилось ничего серьезного. Надежда еще оставалась. Но поверить в это было почти невозможно, это он и тогда уже понимал.

24

Понедельник, 15 октября, ночь

Парочка, зигзагами перебиравшаяся через дорогу возле входа во Фрогнерские бани, с упоением погрязла в смачной перебранке. Женщина — маленькая, кругленькая, с дредами — остановилась прямо посреди проезжей части. На своих высоченных каблуках она еле держалась, выглядело это так, будто она пытается сохранять равновесие, стоя на ходулях.

— Раз так, придется тебе, Йорген, без меня переться дальше, — заныла она. — Я с тобой не потащусь, если ты и дальше так будешь.

С автостоянки вырулила какая-то машина. Тот, кого она называла Йоргеном, схватил женщину за руку и потащил через дорогу на другую сторону. Автомобиль сделал крюк, объезжая их.

— Блин, Йорген, я с тобой ни в жисть не попрусь, если ты не уймёсся!

— Это ты мне говоришь: не уймёсся? — передразнил он ее; мужчина был высокий, худой и сутулый. — Это по твоей милости нас вышвырнули отсюда.

— Ну как маленький, ё-моё! — стояла она на своем.

Он присвистнул:

— И куда же ты одна попрешься, если со мной итти не желаешь?

— А не твое собачье дело!

— Ну блин, Милли, да ты же просто потаскуха драная. Как же ты меня достала, слов нет.

— Ну пошел молоть чушь! Ты же ни хрена не сечёшь уже. На себя посмотри!

— На себя? И чё ж я такого увижу?

Она не отвечала. Потом бросила:

— Ну хрен с тобой, но только если ты тачку возьмешь.

— Бабки кончились.

— Ты чё, думал, я пёхом попрусь аж до Скёйена? Середь ночи?

Он рыгнул и потащил ее на парковку:

— Придется тебе тогда в парке заночевать.

Она остановилась как вкопанная:

— Я серьезно, Йорген, уже два часа ночи.

— Не так уж и далеко итти-то. У меня и косячок есть. Потом можешь хоть всю неделю продрыхнуть.

Женщина застонала, но позволила увлечь себя дальше в аллею.

— Мне надо в кустики, — объявила она.

— Ну валяй.

Он остановился и прислонился к стволу дерева, крикнув ей вслед, когда она скрылась за холмиком:

— Чё, обязательно через весь свет переться, если приспичило отлить? Здесь же сейчас нету никого… А если бы и был кто, кому, на хрен, интересно пялиться на твою голую жопу?

— Мне не по-маленькому, — пробубнила она. — Мне другое.

— Блин, Милли, меня от тебя просто тошнит иногда!