Взгляни на дом свой, ангел

У длинного моста, который вел на летное поле, в дощатой будочке конторы по найму его записали чернорабочим, после чего его обыскал часовой, приказавший открыть чемодан. Потом он побрел по мосту, подталкивая коленями тяжелый чемодан, кое-как набитый его грязными пожитками.

В конце концов он, пошатываясь, вошел во временное здание управления и обратился к управляющему — человеку лет тридцати пяти, бритому, бледному, усталому, носившему голубой козырек над глазами и нарукавники, и говорившему, не вынимая изо рта жеваной, прилипшей к губе сигареты.

Юджин дрожащими пальцами сунул ему направление, которое ему дали в конторе. Управляющий бросил на листок беглый взгляд.

Студент, а, сынок? — сказал он, оглядев Юджина.Да, сэр,— сказал Юджин.Ты когда-нибудь копал землю весь день напролет? — сказал управляющий.

Нет, сэр,— сказал Юджин.

— Сколько тебе лет, сынок? — спросил управляющий.

Юджин немного помолчал.

— Мне… девятнадцать,— сказал он наконец, недоумевая, почему у него не хватило храбрости сказать «двадцать», раз уж он все равно солгал.

Управляющий устало улыбнулся.

— Это тяжелый труд, сынок,— сказал он.— Тебе придется работать с итальяшками, шведами и всякими там венграми. Тебе придется жить в одном бараке с ними и есть с ними. Они не слишком-то благоухают, сынок.

— У меня нет денег,— сказал Юджин.— Я буду стараться. Я не заболею. Возьмите меня чернорабочим. Пожалуйста!

— Нет,— сказал управляющий,— не возьму.

Юджин слепо повернулся, чтобы уйти.

Я вот что сделаю,— продолжал управляющий.— Я возьму тебя учетчиком. Так ты будешь служащим. Как тебе и положено. Будешь жить в бараке для служащих. Они все хорошие ребята,— добавил он любезно,— такие же студенты, как и ты.

Спасибо,— сказал Юджин, с хриплым волнением, стискивая пальцы.— Спасибо.

Наш теперешний учетчик уходит,— сказал ynpaвляющий.— Утром пойдешь с ним в конюшню за лошадью.

За л-л-лошадью? — спросил Юджин.

Тебе будет нужна лошадь,— сказал управляющий,— чтобы объезжать поле.

Со щемящим волнением под ложечкой, с радостью страхом Юджин представил себе эту лошадь. Он повернулся, чтобы уйти. Ему было невыносимо говорить деньгах.

— С-с-колько?..— наконец просипел он, чувствуя, что без этого не обойтись. Дело есть дело.

— Я дам тебе восемьдесят долларов в месяц для начала, – сказал управляющий с оттенком щедрого великодушия.— А если ты себя хорошо покажешь, будешь получать сто.

— И содержание? — прошептал Юджин.

— Само собой! — сказал управляющий.— Это входит в условия.

Юджин, пошатываясь, ушел со своим чемоданом — и голове у него взрывались шутихи.

Эти месяцы, хотя они и были наполнены страхом и голодом, следует дать лишь в самом кратком изложении, бегло упомянув людей и поступки, с которыми сталкивался затерянный мальчик. Они принадлежат повести о спасении и странствованиях, а здесь ценны только, как инициация перед путешествием, которое совершит эта жизнь. Они — прелюдия изгнания, и в их кошмарном хаосе невозможно усмотреть никакого назначения, кроме слепых блужданий души, ощупью ищущей путь к свободе и уединению.

Юджин проработал на аэродроме месяц. Трижды в день он объезжал летное поле, проверяя номера рабочих в двадцати командах, которые выравнивали, трамбовали, выкорчевывали из губчатой земли неуклюжие древесные пни и наполняли без конца и устали, словно в тягучем плодном бреду, болотистые земляные кратеры, которые бесследно поглощали труд их лопат. Команды состояли из людей всех рас и состояний: португальские негры, смоляно-черные, доверчивые и простодушные, приветствовали его белыми зубастыми улыбками и, указывая на большие белые бляхи со своими номерами, выкрикивали непривычными, экзотическими голосами «пятьдесят девятый, девяносто шестой» и так далее; бездомные бродяги в грязных саржевых костюмах и помятых котелках с отвращением сжимали рукоятки кирок, которые в кровь обдирали их грязные, лишенные мозолей ладони,— их угрюмые злые лица с полоской бороды походили на гнилые зеленовато-желтые грибы, вырастающие под бочками. И еще там были рыбаки с виргинского побережья, говорившие тягуче и неторопливо, дюжие великаны-негры из Джорджии и с крайнего Юга, итальянцы, шведы, ирландцы — часть огромного компоста, называемого Америкой.

Он познакомился с ними и с их десятниками — жесткими бесшабашными людьми, седыми и плотоядными, полными быстрой энергии и грубого юмора.

Трясущейся куклой восседая на лошади, которой он боялся, Юджин разъезжал по полю, глядел в небо и иногда почти переставал замечать огромную машину, которая поднималась и опускалась под ним в буром чувственном ритме. Люди-птицы заполонили синее виргинское небо басистым жужжанием.