Тира также сообщила любопытным селянам, священникам и так далее, что ждет в гости Тристана (якобы своего родственника), и кто захочет, могут узнать у него новости. Она сказала, что он – англосаксонско-датского происхождения, из далекой части Англии (из Тинтагеля, или, как он тогда назывался, Динтагеля), едет в Нормандию попытать счастья на турнирном поле. Это должно было объяснить его непривычный акцент и мешанину бриттских, корнуольских и англосаксонских слов в речи. Поскольку никто из селян в той части Англии не бывал, все поверили Тире.
Я знаю, что где-то в недрах ДОДО хранится официальный отчет Тристана (я сама его писала) и что там же должно быть «донесение об инциденте», которое Мейси Столл (как всегда, из лучших побуждений, но с вечной своей невыносимой официозностью) заставила его составить. Однако мне только что досталась лишняя бутыль ворвани, чернил хватает, а заснуть из-за тревоги не получается, так что приятно будет вспомнить рассказ Тристана и одно происшествие в частности.
Вся деревня приветствовала его дарами и увеселениями. Сдружившись с местными, он начал осваивать их приемы обращения с оружием. Селяне охотно вели с ним потешные бои, главным образом на палках, ибо народ тут жил простой и бедный. Такие поединки позволяли быстрее осваивать язык, перенимать не только слова, но, что не менее важно, интонации мужской речи. Если бы он постоянно был с Тирой, то «говорил бы как девчонка».
Он вернулся к нам через две недели (да, ужасно приятно было снова увидеть Тристана, и – да, я попыталась его разглядеть, когда он бежал к душу) и через десять дней отправился еще на две недели. Следующий десятидневный промежуток, следующие две недели в деревне Коллинет. За время отдыха Тристан составлял полные отчеты (обычно их записывала я) и вносил все полученные уроки в лингвистические базы данных ЗАДРОТЦа, чтобы будущие «варяжские стражи» учили нормандский до визита к Тире, а у нее только совершенствовались.
И вот наступило последнее четвертое повторение. Этот его рассказ мне вспоминать особенно приятно.
Как-то утром, незадолго до рассвета, Тристана и Тиру разбудил подозрительный шум. Тристан встал, вышел из дома и увидел ладью с шестью гребцами, идущую по речке к центру деревни. Тристан схватил очищенную от коры палку, толщиной не меньше дюйма и высотой в его рост, из которой намеревался соорудить Тире сушку для белья. Он побежал в деревню, вошел в церковь через притвор и начал трезвонить в колокол, будя селян. Тут до него дошло, что грабители наверняка собираются украсть единственную ценную вещь в округе: мощевик в форме серебряного креста размером примерно с растопыренную ладонь. Золотая розетка в центре заключала кусочек чего-то белого – по уверению местных клириков, фрагмент зуба святого Септимия Поншардонского, раннехристианского проповедника, замученного галлами; очевидно, грабителей интересовали золото и серебро, не реликвия. Тристан решил остаться в церкви, и его догадка вскоре подтвердилась: в дверях показались грабители. И без того опешившие от колокольного трезвона, они еще больше растерялись при виде крепкого детины с палкой.
Трое, вооруженные топором, копьем со стальным наконечником и саксом (ножом), удерживали Тристана в притворе; остальные трое подбежали к алтарю, где лежал мощевик. Заодно они прихватили и все остальное, что попалось им на глаза – подсвечник, потир и так далее. Грабители с добычей выбежали из церкви первыми и обнаружили, что у входа их ждут сбежавшиеся на трезвон селяне с кирками, вилами и ножами.
Этим троим пришлось побросать добычу и обороняться. Их товарищи, сдерживавшие Тристана, бросились на подмогу, копейщик – последним. Он отступал, держа копье направленным на Тристана… затем развернулся в открытой двери, чтобы выбежать наружу.
Однако копье застряло в узком дверном проеме – что-то из кинофарса начала двадцатого века (по крайней мере всегда так выглядит, когда Тристан разыгрывает эту сцену для новобранцев). Тристан, увидев свой шанс, подбежал и палкой, как кием, двинул грабителя в голову, попав по уху. Тот осел на пол и выронил оружие. Тристан схватил копье, но тотчас сам стал жертвой узкой двери, потому что запнулся о порожек и растянулся на мостовой снаружи (ну и потеха смотреть, как он разыгрывает этот момент). Копье отлетело (солнце еще не взошло, и было темно), но, нашаривая его, Тристан ухватился за весло – видимо, кто-то из грабителей прихватил его в качестве оружия.
Грабители отступали в сторону реки, которая протекала на расстоянии броска камня от церкви, а селяне – человек десять – наугад лупили их сельскохозяйственными орудиями, видимо, не очень понимая, чего хотят: не впустить разбойников обратно в церковь или не дать им сбежать.