И в самом деле, как это можно было при действующих Конституциях СССР и РСФСР (их никто в законосообразном порядке не отменял), принимать «решение»
Уважаемые товарищи, коль скоро уж мы вспомнили о Нюрнберге, – и вспомнили, надо сказать, весьма кстати, – то давайте лишний раз прислушаемся к его голосу и осмыслим оставленный им завет.
Завет этот гласит, что отношения между народами не могут строиться на планах уничтожения одним народом какого-то другого народа – уничтожения или причинения этому другому народу иного невосполнимого либо трудновосполнимого вреда.
И если такие планы всё же строятся, такие усилия предпринимаются, то они должны проходить исключительно по разряду преступлений, и защищаться от них надо именно и только как от преступлений.
В этом свете дилемма перед нами стоит такая: или мы продолжаем сползать по наклонной плоскости всех этих гарвардских проектов и «писем о намерениях» к нашему исчезновению как государственности и как народа, или мы находим в себе силы преступления по отношению к нам назвать, наконец, преступлениями и начать от них, как от преступлений, обороняться. Никаких других альтернатив здесь объективно нет.
Т.е., какая-то достаточно представительная коалиция с нашей стороны квалифицирует как преступления по статье 64 УК РСФСР «Измена Родине»: программу «Перехода к рынку» вместе с «голосованием»
Выдвигается требование упорядоченного поэтапного аннулирования как самих этих вредительских актов, так и накопившихся последствий их применения на территории России.
С этими требованиями обращаемся во все мыслимые адреса, отечественные и зарубежные, − другого средства борьбы у нас, как вы сами знаете, пока нет.
В особенности, необходимо добиться, чтобы требования эти стали лозунгами протестного движения, чтобы ими вооружился и их подхватил народ.
И если мы сумеем разнобой и разноголосицу в наших рядах свести к некоему приемлемому минимуму, то цепь неизбежно в каком-то звене порвётся, и дальше пойдёт взрывная реакция отторжения того, что давно уже должно было быть отогнуто.
Что касается послеоккупационного устройства, то это отдельный разговор, и он нынче у нас в повестке дня не значится.
Скажем главное: что психоинформационная война и оккупация – это на сей день целая эпоха нашей истории, которая во всём своём неистовстве разверзлась над нами с 50-х годов прошлого века. Так что выбросить в отхожую яму нам предстоит не только Гарвардский проект, но и другие наслоения этой разрушительной эпохи, − хотя бы ту же «либермановщину» в народнохозяйственной сфере.
Впрочем, впадать в панику здесь не надо: определённые наработки имеются, ведь конструктивная часть оппозиции все эти десятилетия не бездельничала.
Итак, нам остаётся поблагодарить организаторов сегодняшнего Круглого стола за плодотворное начинание и пожелать, чтобы оно в недалёком будущем было не менее плодотворно продолжено.
Должны ли были финские руководители сидеть на одной скамье подсудимых в Нюрнберге с гитлеровскими главарями?
В разгар событий Великой Отечественной финской коммунистке Херте Куусинен было поручено составить список главных финских военных преступников. Она составила. В этом списке был на первом месте маршал Маннергейм. Сталин Маннергейма вычеркнул красным карандашом и написал: «Не трогать».
Почему?
Чтобы понять это, потребуется углубиться в историю.
Отношения России и Финляндии никогда не были простыми. Великое княжество Финляндское в составе Российской империи появилось в 1809 году в результате победы России над Швецией, и практически сразу новое княжество получило от русских царей всевозможные привилегии, которых не было у обычных российских губерний. К примеру, все налоговые сборы Великого княжества тратились только в Финляндии, а в 1863 году финский язык становится государственным.
К концу XIX века Финляндия и вовсе стала автономным образованием – она получает независимую полицию, жандармерию, таможню, а многие петербуржцы, имевшие дачи на побережье Финского залива, жаловались на жёсткий таможенный досмотр внутри своей же страны.