Конечно, всем хочется получать больше. Но разве можно сравнивать экономику той же Франции, где чаще всего бастуют лётчики недовольные зарплатой, и России?
Обиженный, он перестал ходить на лётные разборы, чем подлил ещё больше масла в огонь недовольства.
– Ему на нас наплевать! – кричали некоторые. – Когда он у нас был последний раз?
– Таксист с вокзальной площади за смену больше получает, чем мы за рейс! – громоподобным голосом вещал в курилке Владимир Палда. – Дурдом!
– А чего же в таксисты не идёшь? – ехидно осведомлялся вездесущий Устюжанин.
– Уйди, изуродую! – отмахивался тот. – Бастовать пора. Куда, чёрт возьми, смотрит наш профсоюз?
– Отделяться нужно от всех наземных служб! – поддерживали его. – Вон в штабе целый день табунами ходят люди. Чего они делают? Бумажки ворошат?
– Ага! Один с сошкой, а семеро с ложкой.
– Смотри, а то и сошки тебя лишат. Ты же в экономике – ни уха, ни рыла, а туда же! Крути свой штурвал и сопи в две дырочки, пока их не заткнули.
– Ты что ли заткнёшь? Вон диспетчерская служба отсоединилась, и получать там стали намного больше.
– Да потому, что с тебя, дурачка, они дерут три шкуры. Не успел твой самолёт из зоны ответственности выйти, как вслед уже радиограмма – плати за пролёт территории. А за что такие деньги? За то, что диспетчер здравствуй – до свиданья нам сказал?
– У них ответственность большая.
– А у нас – её нет?
– Дело в том, что самолёт превратили в дойную корову, – авторитетно говорил Самохин. – Ведь за всё нужно платить. Летишь в воздухе – плати за пролёт зоны, на земле – плати за заправку маслом, топливом и водой, платить нужно за обслуживание каждого пассажира, которого тебе посадят, за радионавигационное обслуживание, за метеорологическую консультацию, которая мне не нужна – сам синоптик, буксировку и прочее и прочее. Даже за стоянку на перроне в чужом аэропорту нужно платить. А сколько нефтяники за тонну керосина дерут? Ну и чего ж тут лётчику останется? Все хотят в рай на чужом горбу въехать.
– Так ведь всё это в стоимость билета заложено, – возражали ему.
– А на ремонт самолётов и двигателей деньги нужны? – продолжал Самохин. – А на покупку запасных частей деньги нужны? А на агрегаты и машины обслуживания? А вам бы всё только в заработную плату вбухать, и через год остановились бы.
Самохин знал, что говорил, его жена работала экономистом.
И такие разговоры возникали всё чаще.
В тот день из управления так и не позвонили. Просидев в кабинете до четырёх часов, он не выдержал, вызвал из гаража машину и поехал в профилакторий. Появление его было встречено аплодисментами. Он решил, что отсюда поедет домой, так как время работы уже кончилось. И тут к нему подошла администратор профилактория.
– Валерий Николаевич, извините, вас к телефону.
Он прошёл в комнату администратора, взял трубку. Сменный начальник ПДСП сообщил, что звонили из управления, просили разыскать генерального директора с приказанием немедленно туда позвонить. И назвал номер телефона. Дунаев помнил его, это и был номер телефона начальника управления.
– Немедленно? Скажите, что у нас уже закончился рабочий день, – немного подумав, ответил он. – Об этом звонке вы мне доложите завтра, а сегодня вы меня не нашли.
– Понял вас! – радостно ответила трубка. Работники ПДСП больше всего не любили аппаратчиков управления, с которыми оперативно вынуждены были контактировать ежедневно. Столько лет от них отдыхали и вот теперь опять…
– Им ещё два часа работать, – взглянул он на часы. – Разница во времени. А у нас рабочее время уже закончилось.
– Да, уже седьмой час.
– Поэтому мы имеем полное право расслабиться. Не правда ли? – улыбнулся он администратору.
– Конечно! – ответно улыбнулась женщина.
А он подумал, что возможно, уже завтра ему предложат лично явиться в управление. Или как оно там теперь называется? Не УГА как раньше, а какой-то УГАН. Вывески-то они поменяли и не раз. Но по старинке его, как и прежде называли управлением. И ещё подумалось, а какие функции оно теперь выполняет? Неужели осталось всё от советских времён, несмотря на прошедшие в стране перемены?
––
В середине мая над регионом установился холодный северный антициклон. Передняя его часть словно гигантский насос закачивала холодный полярный воздух с Баренцева и Карского морей, понижая температуру до такой степени, что в мелких водоёмах по ночам застывала вода, а на почве образовывались заморозки. И как следствие по утрам образовывались плотные туманы. Антициклон был малоподвижный, и давление то начинало падать, то вдруг снова поднималось, приводя в смущение синоптиков.
– Так и должно быть, – пожимала плечами Окклюзия, отмахиваясь от наседавших на неё лётчиков. – Откуда я знаю, сколько это продлится и что будет завтра? Сегодня же раньше обеда туман не рассеется, – говорила она, поколдовав над своими бумагами. – Вот глядите, температура воздуха равна точке росы. Это стопроцентная вероятность образования плотных туманов. К тому же сказывается и радиационное выхолаживание.
– Так значит, до обеда наши не пляшут? – спрашивали её. – Ну, хотя бы двести метров для взлёта наскребёте?