"Мы, фюрер Германии и канцлер и английский премьер-министр, провели сегодня еще одну встречу и пришли к согласию о том, что вопрос англо-германских отношений имеет первостепенное значение для обеих сторон и для Европы.
Мы рассматриваем подписанное вчера вечером соглашение и англогерманское морское соглашение как символизирующие желание наших двух народов никогда больше не воевать друг с другом.
Мы приняли твердое решение, что метод консультаций стал методом, принятым для рассмотрения всех других вопросов, которые могут касаться наших двух стран, и мы полны решимости продолжать наши усилия по устранению возможных источников разногласий и таким образом содействовать обеспечению мира в Европе".
Гитлер прочитал заявление и быстро его подписал, к большому удовлетворению Чемберлена, как отмечает Шмидт в официальном отчете о встрече. У переводчика создалось впечатление, что "фюрер подписал его с некоторой неохотой... скорее для того, чтобы доставить удовольствие Чемберлену", который, как вспоминает далее переводчик, "очень тепло поблагодарил фюрера... и подчеркнул, что ожидает от опубликования этого документа большого психологического эффекта".
Введенный в заблуждение премьер-министр не знал того, что стало позднее известно из трофейных немецких и итальянских документов, а именно, что на встрече в Мюнхене Гитлер и Муссолини договорились при необходимости сражаться "плечом к плечу" против Великобритании. Не разгадал он, в чем мы вскоре убедимся, и много другого, что уже зрело в мрачном мозгу фюрера.
Чемберлен вернулся в Лондон, а Даладье - в Париж с триумфом. Размахивая заявлением, которое он подписал совместно с Гитлером, ликующий премьер-министр приветствовал толпу, запрудившую Даунинг-стрит. Выслушав возгласы "Да здравствует старый добрый Невилл!" и песню "Потому что он веселый парень", Чемберлен, улыбаясь, произнес несколько слов из окна второго этажа дома номер десять: "Друзья мои! Во второй раз в нашей истории сюда, на Даунинг-стрит, из Германии прибывает почетный мир. {Чемберлен имел в виду возвращение Дизраэли с Берлинского конгресса в 1878 году. - Прим авт.} Я верю, что мы будем жить в мире".
"Таймc" заявила, что "ни один завоеватель, возвратившийся с победой с поля битвы, не был увенчан такими лаврами". Спонтанно возникло движение за основание "Национального фонда благодарения" в честь Чемберлена, но он великодушно отклонил это предложение. Только Дафф Купер, первый лорд адмиралтейства, покинул кабинет и подал в отставку, да еще Уинстон Черчилль во время дебатов в палате общин произнес исторические слова (тогда это был глас вопиющего в пустыне): "Мы потерпели полное и сокрушительное поражение". В этом месте, как вспоминал он позднее, ему пришлось прерваться, чтобы переждать бурю протестов против такого заявления.
В Праге настроение было, естественно, совсем иным. В 6.20 утра 30 сентября германский поверенный в делах поднял с постели чешского министра иностранных дел доктора Крофту, вручил ему текст Мюнхенского соглашения и сообщил, что правительству Чехословакии надлежит к пяти вечера того же дня прислать в Берлин двух представителей на первое заседание "международной комиссии" по надзору за исполнением соглашения.
У президента Бенеша, который все утро совещался во дворце Градчаны с политическим и военным руководством, не оставалось другого выхода, кроме как подчиниться. Англия и Франция предали его страну, более того, они встали бы на сторону Гитлера, если бы ему вздумалось применить военную силу в случае непринятия Чехословакией условий Мюнхенского соглашения. В десять часов Чехословакия капитулировала. В официальном заявлении говорилось, что при этом был "выражен протест". В своем обращении к народу Чехословакии, сделанном по радио в пять утра, новый премьер генерал Сыровы с горечью говорил: "Все нас покинули. Мы боремся в одиночку".
До последней минуты Англия и Франция оказывали давление на страну, которую бросили на произвол судьбы и предали. В течение всего дня английский, французский и итальянский послы наезжали к доктору Крофте, чтобы убедиться, что чехи в последний момент не взбунтуются против капитуляции. Поверенный в делах Германии доктор Хенке так описывал это в своем послании в Берлин:
"Соболезнования французского посла были встречены резким ответом министра иностранных дел: "Нас просто поставили в безвыходное положение; теперь все подошло к концу; сегодня наш черед, завтра настанет черед для других". Английский посол старался уверить Крофту, что Чемберлен сделал все возможное, но получил такой же ответ, что и французский. Министр иностранных дел был совершенно подавлен и мечтал только об одном - чтобы все три посла скорее удалились".