Взлет и падение третьего рейха (Том 1)

"Столкновений между внешнеполитическими интересами Германии и Советской России не существует... Настало время наладить нормальные мирные советско-германские отношения... Итало-германский союз направлен не против Советского Союза, а против англофранцузского союза...

Если вопреки нашим желаниям дело дойдет до столкновения с Польшей, то это никоим образом не затронет интересов Советского Союза. Более того, мы твердо заверяем, что при решении польско-германского вопроса - неважно, каким способом, - мы будем учитывать русские интересы, насколько это возможно".

Далее нужно было обратить внимание на опасность для России союза с Англией.

"Мы не можем понять, что заставляет Россию играть важную роль в политике окружения, проводимой Англией... Для России это будет означать одностороннее обязательство без равноценной замены с британской стороны... Британия не в состоянии предложить России равноценной замены, как бы ни были сформулированы договоры. Существование Западного вала делает оказание помощи Европе невозможным... Мы убеждены, что Англия в очередной раз сохранит приверженность своей традиционной политике, при которой другие государства таскают для нее каштаны из огня".

Шуленбург должен был также подчеркнуть, что у Германии "нет агрессивных намерений по отношению к России". И наконец, ему предписывалось сообщить Молотову, что Германия готова не только обсудить с Советским Союзом экономические вопросы, но и "вернуться к нормальным политическим отношениям".

Гитлер полагал, что проект может завести слишком далеко и велел его придержать. На фюрера, как уверял Гаус, произвело впечатление недавнее оптимистичное заявление Чемберлена - 24 мая премьер-министр сказал в палате общин, что в результате новых английских предложений договор с Россией может быть подписан "в ближайшем будущем". Гитлер опасался, что его предложения будут отвергнуты. Он не оставил идеи сближения с Советским Союзом, но полагал, что искать подходы для этого следует более осторожно.

Все, что волновало фюрера в последнюю неделю мая, документально отражено в трофейных бумагах министерства иностранных дел. Примерно 25 мая точную дату установить трудно - он неожиданно пришел к выводу, что необходимо форсировать переговоры с Советским Союзом, чтобы сорвать англо-советские переговоры. Шуленбургу было предписано немедленно встретиться с Молотовым. Но инструкция Риббентропа, проект которой показали Гитлеру 26 мая, так и не была отослана Шуленбургу. Фюрер отменил ее. В тот вечер Вайцзекер отправил Шуленбургу телеграмму, в которой советовал проявлять сдержанность и не предпринимать никаких шагов без дальнейших инструкций.

Эта телеграмма, а также письмо, составленное статс-секретарем 27 мая, но отправленное в Москву только 30 мая с очень важным постскриптумом, во многом объясняют колебания Берлина. В письме от 27 мая Вайцзекер писал Шуленбургу, что, по мнению, циркулирующему в Берлине, англо-русские переговоры "не так легко будет сорвать" и Германия опасается решительно вмешиваться, чтобы не вызвать "раскатов татарского хохота" в Москве. Помимо того, статс-секретарь сообщил, что как Япония, так и Италия холодно отнеслись к планируемому сближению Германии с Москвой. Такое отношение союзников способствовало формированию в Берлине мнения, что лучше сидеть тихо. "Таким образом, - писал он в заключение, - мы хотим выждать и посмотреть, насколько Москва и Лондон с Парижем свяжут себя взаимными обязательствами".

По каким-то причинам Вайцзекер не отправил это письмо сразу - вероятно, он полагал, что Гитлер еще не принял, окончательного решения. Когда же 30 мая он все-таки отправил письмо, то добавил к нему постскриптум:

"P. S. К изложенному выше могу добавить, что с благословения фюрера подход к русским отыскать все-таки придется, но очень осторожно, во время беседы, которую мне надлежит провести сегодня с русским поверенным в делах".

Беседа с Георгием Астаховым дала немного, но для немцев она знаменовала начало нового этапа. Предлогом для вызова русского поверенного стало обсуждение вопроса о советском торговом представительстве в Праге, которое русские хотели сохранить. Беседа крутилась вокруг этого вопроса - каждый дипломат пытался выяснить, что на уме у другого. Вайцзекер выразил свое согласие с Молотовым в том, что экономические и политические вопросы нельзя разделять полностью, после чего проявил заинтересованность в "нормализации отношений между Советским Союзом и Германией". Астахов заверил коллегу, что Молотов не имеет намерения "закрыть дверь для дальнейших русско-германских переговоров".

Оба дипломата проявляли определенную осторожность, но немцев эта беседа вдохновила. В 10.40 вечера 30 мая Вайцзекер отправил сверхсрочную телеграмму Шуленбургу в Москву: