Взлом техногенной системы

Воздействие мертвой пищи проявляет себя не так явно, как у сильных наркотиков, но зато абсолютно аналогично. Все дело в токсинах, которые, так или иначе, при этом образуются. Прием любого вещества, вызывающего интоксикацию, всегда влечет за собой состояние абстиненции, когда требуются новые дозы, чтобы эту интоксикацию остановить. Хочется снова уколоться, выпить, покурить, или поесть — нет никакой разницы — природа одна и та же.

Казалось бы, если дело обстоит именно так, почему же тогда человек живет себе припеваючи (относительно, конечно), в то время как ему уже давно бы пора отравиться? Или почему, например, человек может долгое время курить, без тяжелых и, главное, быстрых последствий? Ведь табачный дым содержит порядка сотни всевозможных ядов.

А дело в том, что организм обладает способностью инкапсулировать токсины, которые не успевают выводиться, и рассовывать их куда попало, лишь бы подальше от жизненно важных органов. Точно так же поспешно, только не от безысходности, а от великой глупости, человек хоронит химические отходы, с глаз подальше. Но ведь бочки с отравляющими веществами на дне Балтийского моря не могут лежать вечно. Точно так же неотвратимо наступит время, когда и стены токсичных складов в организме рухнут. А пока все ограничивается состоянием непрекращающегося похмелья.

Живая пища, в отличие от мертвой, не токсична. Живое есть живое — всегда свежее и чистое. Любое живое растение чище любой мертвой каши, хоть самой «полезной-располезной». Мертвое, оно всегда, хоть в чем-то, уже нечисто. Потому что мертвое есть мертвое. Зеленый лист — это самое изначальное и совершенное проявление высшей формы жизни. В живом листе заложен мощный потенциал, программа на развитие. В мертвом листе жизнь уже кончилась. Там, где жизнь кончается, начинается процесс распада, гниения. Жизнь и распад — два противоположных процесса, их разделяет тонкая, но совершенно определенная в своем смысле грань

.

Стоя перед зеркалом, вы прекрасно понимаете разницу между реальностью и отражением. Вы знаете, что в зеркале есть грань — плоскость, с одной стороны которой есть одно, а с другой — совсем другое. Стоя перед мертвым телом, вы так же четко различаете грань между жизнью и смертью. Это даже производит на вас впечатление. Однако, как только дело доходит до еды, способность чувствовать эту грань пропадает напрочь. Люди настолько привыкли к мертвой пище, что уже не осознают разницу между свежим яблоком и вареным. Нет, они, конечно, понимают: субстанции разные, и вкус различный. Но понимание именно границы, то есть того, что

принципиально отличает живое от мертвого, отсутствует полностью.

Жизнь по своей сути подразумевает наличие потенциала, возможности восстановления и развития. Но когда грань между живым и мертвым пройдена, запускается программа дегенерации, разложения. Отсюда и токсичные отходы как неотъемлемая часть мертвой пищи. А где интоксикация, повторюсь, там абстиненция, отток силы, подавление воли, расстройство нервной системы. Дыра в «ведре», как в Душе дырка, которую постоянно требуется чем-то заполнять.

Собственно, вареная (мертвая) пища не оказывала столь мощного губительного воздействия на организм человека до тех пор, пока в течение многих столетий оставалась натуральной. Все-таки резервы человеческого организма на удивление огромны. Однако с появлением и развитием техногенных способов обработки пищи, ситуация с каждым годом стала все больше усугубляться.

Например, особенность психики современных детей, а именно, гиперактивность и дефицит внимания, привыкли списывать на «феномен индиго». Ну, просто так удобно думать (если не знаешь истинную причину), вот, мол, дети индиго, они все сейчас такие.

Ничего подобного. Истеричное поведение, которое сейчас характерно для детей с самого раннего возраста, обусловлено большим содержанием химии и синтетики в супермаркетном корме. Мертвая синтетика во много раз токсичней, чем просто вареная, но натуральная пища. Вот вам и расшатанная нервная система. Такого ребенка болтает, как флюгер на ветру. Ему трудно учиться, он не способен сконцентрировать внимание и усидеть на месте.

В свое время, когда мы были пионерами, мы могли усидеть. Мое поколение еще помнит, как нас можно было даже заставить сидеть со сложенными на парте руками. А почему современные дети не могут? Их настроение и энергия постоянно меняются. Чем же они отличаются от тех пионеров — от нас? Мы тоже были бешеные, но сконцентрироваться могли запросто.