Взор синих глаз

«Я живу, чтобы все-таки выйти замуж, как ты мне сказала».

«Правда, мисс? Я рада это слышать», – говорю я.

«За кого, как ты думаешь, я собираюсь выйти замуж?» – спрашивает она снова.

«За мистера Найта, я полагаю», – говорю я.

«Ох!» – восклицает она и так белеет, что, прежде чем я успела подхватить ее, она оседает на пол, как груда одежды, и теряет сознание.

Ну, потом, когда она приходит в себя через время, она мне говорит:

«Юнити, теперь мы можем продолжить наш разговор».

«Лучше бы не сегодня, мисс», – отвечаю я.

«Да, мы продолжим, – говорит она. – За кого, как ты думаешь, я собираюсь выйти замуж?»

«Я не знаю», – говорю я в этот раз.

«Угадай», – молвит мне она.

«Это не милорд, нет?» – говорю я.

«Да, верно», – говорит она болезненно диким тоном.

«Но он не так уж много ухаживает», – говорю я.

«Ах! Ничего ты не знаешь», – отвечает она, и рассказывает мне, что это будет в октябре. После этого она стала немного прихорашиваться – с мыслью ли выйти из дому или нет, этого я не знаю. Ибо, возможно, я могу с тем же успехом говорить прямо и сказать вам, что ее дом больше не был ей домом. Ее отец был с ней жесток и груб; и хотя миссис Суонкорт была по-своему достаточно приятна, все-таки проскальзывала в ее отношении к ней этакая холодная любезность, которая немногого стоила, и моя бедная девочка беспокоилась об этом все время. Около месяца осталось до свадьбы, и она, милорд и двое детишек разъезжали верхом, и прехорошенькую картинку представляли они собою; и если вы мне поверите, я ни разу не видела его с ней, чтобы вместе с ними не было детей, это делало ухаживание таким странным. Да, и милорд такой красивый, как вы знаете, что, в конце концов, думается мне, он ей стал нравиться в достаточной степени; и я видела, что она улыбалась и краснела от вещей, что он ей говорил. Он желал ее больше оттого, что дети желали, поскольку все могли видеть, что она будет для них лучшей из матерей, и другом для них, и подругой в играх. И наш лорд не только красивый, но еще блестящий ухажер и знает вдоль и поперек все правила ухаживания. Таким образом, он делал ей самые красивые подарки на свете; ах, один я могу припомнить – прелестный браслет с бриллиантами и изумрудами. Ох, как краснела она, когда видела его подарки! Прежние розы возвращались на ее щечки на минуту или две тогда. Я помогала ей одеваться в тот день, когда мы обе вышли замуж, – это были последние услуги, что я ей оказала, бедное дитя! Когда она была готова, я побежала наверх и быстро надела свое собственное подвенечное платье, и они уехали, а за ними уехали Мартин и я; и как только священник поженил моих лорда и леди, он поженил нас. Это было две очень тихие свадьбы, едва ли кто-нибудь знал о них. Что ж, надежда будет теплиться в молодом сердце, если только ей дают малейший шанс; и наша леди немножечко посветлела, поскольку наш лорд ТАКОЙ красивый и добрый.

– Как же она умерла, – да еще и вдали от дома? – пробормотал Найт.

– Видите ли, сэр, она опять упала в обморок вскоре после того, как они поженились, и наш лорд повез ее за границу, чтобы сменить обстановку. Они возвращались домой и доехали не дальше Лондона, когда ей стало ужасно плохо, и перевозить ее было ни в коем случае нельзя, и она там умерла.

– Он ее очень любил?

– Кто, милорд? Ох, очень!

– ОЧЕНЬ любил ее?

– ОЧЕНЬ, свыше всякой меры. Не сразу полюбил, но мало-помалу. Такова была ее натура – она покоряла людей, когда они узнавали ее получше. Я верю, что он умер бы ради нее. Бедный милорд, у него теперь сердце разбито!

– Похороны завтра?

– Да, мой муж сейчас в склепе вместе с каменщиками, открывает ход да белит известкой стены.

На следующий день двое мужчин прошли знакомой долиной из Касл-Ботереля до церкви Восточного Энделстоу. И когда похороны подошли к концу и все покинули похожее на лужайку кладбище, двое мужчин тихо спустились по ступенькам в фамильный склеп Люкселлианов, под его низкие крестовые своды, которые они уже видели однажды, освещенные тогда так же, как теперь. В новой нише склепа стоял довольно новый гроб, который уже потерял некоторый блеск, и еще более новый гроб, яркий и не потускневший ни в малейшей степени.

Рядом с последним виднелась темная фигура мужчины, который стоял на коленях на сыром полу, телом он бросился на гроб, руками обнимал его, и все его тело сотрясалось от рыданий. Он был все еще молод – быть может, моложе Найта, – и даже сейчас было видно, как изящна его фигура и красиво телосложение. Он вполголоса бормотал молитву и явно не сознавал, что двое других стоят от него в нескольких ярдах.

Найт и Стефан вышли вперед к тому месту, где они когда-то стояли рядом с Эльфридой в день, когда все трое встретились там, до того, как она сама спустилась сюда, вниз, в тишь склепа, как ее предки, и закрыла свои яркие синие глаза навсегда. Они шли вперед до тех пор, пока не увидели в тусклом свете коленопреклоненную фигуру. Найт тут же узнал в плачущем лорда Люкселлиана, овдовевшего супруга Эльфриды.

Они почувствовали себя незваными гостями. Найт мягко отвел Стефана назад, и они вышли так же молча, как и вошли.